Плутоний для атомной бомбы - [5]

Завод «Б»

Как-то раз, в один из поздних вечеров, примерно в середине октября 1948 года институтскую группу исследователей, в том числе и меня, посадили в военный самолет «Дуглас», и полетели мы на восток. По пути в аэропорт ехали в легковой машине, и мне запомнился плотный снежный туман. Снежинки, пролетающие мимо машины с вихревой скоростью, до сих пор ясно вижу перед глазами, когда вспоминаю тот вечер. Мы не имели понятия куда едем. Знали одно — надо выполнять задание. Мы еще были под влиянием военного времени, когда долг был законом для собственной совести. Работать не считая времени — это обычный порядок, переоценивать как-то никто не собирался.

Однажды мне поручили растворять уран и сделать это срочно. Я был в рабочей комнате в институте трое суток, и отрывался от дел только на завтрак, обед и ужин в столовой института. На третий день заставили писать отчет — и тут я уронил голову и заснул у стола. Никто не удивился, ведь я не спал несколько суток. Тогда так работали.

Именно инерция труда военного времени сохранилась и на последующие долгие годы, когда надо было срочно все восстанавливать, срочно делать заново жизнь. Нам было поручено необыкновенное задание, и мы его и делали необыкновенно, с полной отдачей всех сил.

Когда мы прилетели в г. Челябинск, а затем приехали в г. Кыштым, я вспомнил своего фронтового товарища — капитана Солякова Степана Павловича. Он мне в землянке рассказывал о своей жизни, о родном Урале и звал меня поехать туда. Его родина — г. Кыштым. Попытался искать его через коменданта, но ничего не добился. Потом, когда я уже стал жить на Урале, я нашел его сестру, узнал у нее, что живет он в г. Соликамске. Жаль, что встретиться не удалось. Он много, не жалея себя работал на химическом заводе и вскоре умер.

И опять ночью поехали в свою «деревню», нас поселили в квартирную гостиницу, где мы стали жить, чтобы пустить завод. В институте мы его создавали на бумаге и в памяти, а на Урале надо было его построить, отладить и пустить.

Поселок, который потом стал называться городом Челябинск-40, представлял собой небольшую улицу Ленина, застроенную от озера до столовой № 1 двухэтажными домами (они и теперь сохранились и жильцы их уважают), улицу Школьную от озера до ул. Ленина, а в продолжение ул. Школьной — ул. Дуговую, застроенную одноэтажными деревянными коттеджами из двух квартир. Заканчивалась ул. Дуговая опять озером, близко к парку и стадиону «Труд». Между ул. Ленина и ул. Дуговой — ул. Комсомольская. В то время, осенью и зимой 1948—49 гг., стадиона не было, а был чудесный красивый уголок природы, где еще собирали грибы, а зимой я катался на лыжах с горки в сторону озера. Уже тогда были построены два уютных домика (называли их «КС»). В них жили два друга — И. В. Курчатов и Е. П. Славский. К этим домикам вела дорога через парк, которая сейчас заканчивается военной заставой с гаванью для катеров. Со стороны озера смотрелись домики очень красиво. К сожалению, нет у меня фотографий ни домиков, ни местности тех времен. Нельзя было фотографировать, запрещалось. В те годы запреты доходили до курьезов. Спрашивал я конструкторов- архитекторов проектного института, почему улицы такие кривые? Ответ был самый неожиданный — чтобы не подражать американцам, не допускать космополитизма. В то время был ярый настрой против т. н. космополитизма, т. е. делать так, как у капиталистов. Смешно? Но так было. Правда, этот уродливый настрой не долго продержался, как-то незаметно о нем забыли, но и такие искривления в идеологии нашей жизни бывали.

Где-то в стороне, идя по тропинке в глубь леса, в сторону нынешнего Универмага скрывался магазин, в котором можно было купить все, и мы купили там брюки А. П. Ратнеру после того, как он свои здорово испачкал на заводе. Мы много смеялись над этими брюками, потому что они были короткими и узкими по сравнению с обычными, для тех времен, длинными и широкими. Я часто вспоминаю этот случай потому, что через несколько лет появилась мода на узкие и короткие брюки и получилось так, что наш доктор А. П. Ратнер оказался законодателем моды в нашем городке.

На улице Школьной были и теперь есть двухквартирные коттеджи, в которых жили руководители производства, а три коттеджа были в два этажа, тоже на две квартиры, но каждая из них жилой площадью 101 кв. м с большой дополнительной нежилой площадью. В одном таком двухквартирном коттедже жил Б. Г. Музруков (угол ул. Школьной и ул. Сосновой, а теперь — ул. Ермолаева и ул. Музрукова). Этот коттедж в обе квартиры, сделанный на одну семью, занимала семья Бориса Глебовича с прислугой. Коттедж был огорожен чугунной решеткой-забором, имел проходную-будку и охранялся часовым из военной охраны.

В те времена высокое начальство отгораживалось от людей не только забором и охраной, но и общением. Я не помню ни одного выступления Музрукова Б. Г. на партийном или другом собрании, зато хорошо запомнил его деловые совещания на заводе. Школьная улица упиралась в озеро, но у берега ее перегородили 3 деревянных коттеджа с высоким забором. В них сейчас живут горожане, а тогда, в крайнем вправо, жил уполномоченный Совета Министров Ткаченко, ставленник Берии. Он имел личные купальни и пляжи у озера, а если кто к ним подплывал, то охрана или прогоняла, или задерживала.