Плутониевая зона - [40]

С глубокой отеческой горечью и болью в сердце наблюдал Дмитрий Евлампиевич невообразимую спешку, царящую на установке. Вчерашние студенты — молодые специалисты — голыми руками бесконтрольно таскали и выбрасывали на свалку во дворе института лишние и устаревшие детали: арматуру, шланги, запорные вентили. Весь этот хлам был загажен радиоактивностью, все детали установки безбожно «фонили». Но отношение к ядерной технике безопасности у этих молодых ребят было пренебрежительным. Детское шапкозакидательство! Никакого индивидуального контроля облучения не существовало и в помине. За переоблучением ребят никто не следил. Сами они не имели понятия о «лучистой вредности». И это было самое страшное. Радиоопасность — притаившаяся смерть — невидима, неощутима на первой стадии. Действует медленно, накопительно, неотвратимо губительно. Стельмахович никак не мог понять, во имя чего жертвуют этими молодыми жизнями.

На секретную «базу № 10» Стельмахович ехать не хотел по нравственным соображениям. Он догадывался, что речь идет о каком-то промышленном комплексе, предназначенном для создания атомного оружия.

Пугала его не столько вредность предстоящей работы на Урале (хотя и это — тоже), сколько засекреченность самого места работы. «Секретная душегубка», как выражался он шепотом в кухонных разговорах с женой Диной. Стельмахович был очень хорошим и нужным специалистом, и на него поднажимали. Тянул с ответом, сколько можно было, чтоб не вызвать подозрений в отсутствии патриотизма. И все-таки, памятуя о некоторых фактах своей биографии и родственниках за рубежом, категорически не отказывался. Боялся обратить повышенное внимание к своей персоне, «вызвать огонь на себя». Ехать все-таки пришлось. Единственное условие, которое поставил Дмитрий Евлампиевич, — это переезд вместе с женой и девятилетним племянником…

Все оказалось значительно «светлее», чем Стельмахович предполагал в своих мрачных размышлениях. Лабораторное оснащение на объекте «Б» являлось, пожалуй, лучшим из того, на что можно было претендовать в СССР в тяжелые послевоенные годы. Курчатов часто забегал в лабораторию на десять-пятнадцать минут. Поддерживал все начинания. Содействовал получению модернизированной камеры «МК-ЗМ». Одобрил контрольную проверку всех стандартных альфа-источников (эталонов) и сравнение эталонов с результатами радиометрических замеров, чтобы вскрыть возможную систематическую ошибку. Постоянное завышение или занижение концентрации плутония-239 в продукте № 62 (исходном азотнокислом растворе облученных урановых блоков) было вполне вероятно. Стельмахович прекрасно справился с задачей вместе со своим главным помощником Докучаевым.

Энтузиазм в работе окружающей молодежи как-то успокаивал Стельмаховича, отвлекая от навязчивых сомнений относительно «мудрой» цели всего происходящего вокруг.

Недавние выпускники вузов ловили на лету каждое его замечание. Вежливая обходительность Стельмаховича очень импонировала девушкам, хотя его любимое обращение «уважаемый коллега» вызывало у них на первых порах непроизвольную улыбку.

Варвара, попавшая в штат радиометрической лаборатории, обожала «своего старика», как она говорила Татьяне, «за его доисторическую порядочность».

Одним словом, постепенно Дмитрий Евлампиевич прижился. Жилищные условия — вполне сносные. Материальное вознаграждение — щедрое. Собственно, жаловаться было не на что.

Окружение? Конечно, эксплуатационный персонал, начальники смен и цехов — это не его среда обитания. Их обильные застолья и пьянки, увлеченность охотой и преферансом его не привлекали. Но малый дружеский круг постепенно сложился. И потом, самое главное, самое умиротворяющее: сказочная природа вокруг. Она порой приводила Стельмаховича в божественный восторг. Особенно в зимнее время. Покрывало голубого снега, пушистые холмики на ветках, непонятные шорохи…

Из воспоминаний Б.Н. Швилкина, 1998 г.:

«Новый год семья Стельмаховича обычно встречала в лесу, вблизи поселка ИТР. Там заранее наскоро сколачивали столик и скамеечки из не очень толстых стволов деревьев. Вместе с этой семьей Новый год встречали и немногочисленные близкие друзья. На место встречи приезжали на лыжах. Разводили костер, пили шампанское из стаканов и возвращались домой».

Ездили в лес всегда в очень узком кругу: две-три семейные пары и одинокая миловидная женщина из медсанотдела, коллега жены.

На этих лесных «гулянках» Дмитрий Евлампиевич чувствовал себя вольготно и раскованно. Разбрасывал шутливые комплименты всем окружающим женщинам, баловался с ребятишками, катался по снегу с племянником Эдиком. Но и в эти веселые, бесшабашные минуты он порой переключался на свое, затаенное. Сколько же сотен и тысяч талантливых ученых и инженеров обречены на участие в какой-то бессмысленной гонке по созданию военного «изделия»!

— Для чего? Для защиты какой великой идеи? — вырывалось у него непроизвольно, без предисловия.

Дина привыкла к его незаконченным мыслям.

— Ну ладно, ладно, — успокаивала она его, — опять двадцать пять. Лучше посмотри вокруг, на эту красоту.

Он тут же соглашался с женой, стряхивал оцепенение и бросался в шутливые схватки с детьми…