Плутониевая зона - [28]

Время от времени он рассматривал с любопытством волнующие рыжие локоны. Почему же они так красочно и огненно переливаются?

Просидев часа полтора, он поднимался, глядя на кукушку.

— Спасибо большое за вечер. Я пойду, наверное.

Но если кто-то из девушек говорил: «Посиди еще, Андрюша», — он без дополнительных уговоров присаживался еще на часок.

В первый же вечер Лидия расставила актеров по своим местам на сцене жизни:

— Таня, проводи мальчика. И к нему:

— Заходите к нам, Андрей. Мы всегда будем вам очень рады.

Таня не возражала против дополнительной общественной нагрузки. Накидывала что-нибудь на плечи и покорно шла на выход. С каждым разом прощания на улице затягивались. Татьяна возвращалась в комнату ежась и вздрагивая:

— Ох и холодно же на улице! Так и метет, так и метет.

Между тем на улице давно уже не мело. Установилась тихая пахучая весна. На душе у Тани сладостно ныло в ожидании воскресного вечера…

Но сначала появился не Андрей, а шеф.

Николай Михайлович сразу попытался обрадовать: в конце лета намечается переселение из бараков в первые каменные дома.

— В первую очередь беременных и замужних, — добавил он.

— Ну-у, — разочарованно протянула Таня, — это нам еще не грозит.

— Как сказать? — произнесла Лидия одновременно со стуком в дверь. — Вот и наш жених.

Андрей держал в руках шестилитровый металлический чайник, начищенный до полировочного шика. Выражение его лица как будто говорило: «Прошу прощения, если что не так». Шумное чаепитие сопровождалось незлобными шутками над «нашими мужчинами». Андрей привычно помалкивал. Зато Николай Михайлович парировал реплики бойко и политически грамотно, заканчивая свои туманные рассуждения о жизни и любви логически неопровержимыми фразами типа: «Вот в чем дело-то!». Или: «Вот такие дела!».

В паузах между женскими наскоками Кузнецов постукивал толстыми пальцами по столу с философским спокойствием человека, готового к отражению с партийных позиций любого вопроса.

— А вы стихи любите, Николай Михайлович? — неожиданно поинтересовалась Таня.

Это была область знания, мало привлекательная для Кузнецова по причине своей мелочной неактуальности.

— Стихи? — переспросил он. — Не очень как-то. Я больше частушки уважаю.

Все дружно заулыбались его непосредственности.

— Замечательно! — зааплодировала Таня. — Сейчас будем петь частушки. Кто первый: Андрей или Николай Михайлович? Запевайте. Только громко, с выражением и азартом. А мы все подпоем.

— Сейчас? — смутился Кузнецов. — Как-то неловко. Может, в следующий раз?

Все шумно поддержали Татьяну.

— А чего неловко? Здесь все свои.

— Зачем же откладывать?

— Слушаем, с глубоким вниманием.

— Ну… начинайте.

— Я лучше вслух прочту, без музыки, — решился наконец Кузнецов, — для песни я сегодня не готов.

— Ну, хорошо, прочитайте, — смилостивилась Татьяна, — только с выражением.

Кузнецов собрался с духом, напрягся и выдавил:

Аэроплан летит — крыло зеленое… Простите, девушки, ведь я влюбленная.

И замолк, поперхнувшись.

— Браво, браво! — захлопали девушки своего домашнего шефа.

— Николай Михайлович, — игриво спросила Таня, — а почему крыло покрасили зеленой краской?

— Какая ты непонятливая, Танька, — вступилась за него Варя, — это же поэтическое видение мира и окружающих предметов. Правда, Николай Михайлович?

— Вот именно, — согласился Кузнецов.

— Например, у Симонова тоже «идут желтые дожди». А у Гарсиа Лорки «разлетаются по свету синие телеграммы». И конь — красный, а весна — сиреневая. Это же не значит, например, что телеграммы покрашены. Верно я говорю, Николай Михайлович? Это же литературный образ. Так ведь?

Кузнецову Симонов был лично не знаком. Да и с Гарсиа Лоркой он вблизи никогда не сталкивался. Тем не менее он был тронут Вариной поддержкой и, вдохновленный, добавил:

— Есть еще у меня в запасе несколько куплетов. Тоже про аэроплан. Но это уж как-нибудь в другой раз. Если случится. Может, на свадьбе какой…

И вдруг загорелся.

— А что? Давай, Танюха, выскакивай побыстрее. Я уж тебя не подведу: спою все, что знаю, на свадьбе.

Таня засмущалась, но успела отпарировать:

— Женихов нет. Ждем…

— Ой-ой! — заметила Лидия, глядя на молчащего Андрея.

— А теперь, — умышленно меняя тему разговора, торжественно произнесла Таня, — очередь выступить Андрею. Объявляю: Андрей Пташников… Басня Крылова «Лиса и Журавль». Просим.

Андрей улыбался, но упорно молчал.

— Ну, — подталкивала она его локтем, — «Ягненок в жаркий день пришел к ручью напиться…»

— Это не оттуда, — произнес Андрей. И снова замолк. Наступила пауза. Лидия закрыла свои учебники.

— Хватит хихикать над мужчинами. Лучше почитали бы в ответ настоящие, хорошие стихи.

— Правда, Варя, почитай, — сразу поддержала Таня, — давно ведь обещала.

Варвара вяло отнекивалась, лежа поперек кровати и опираясь затылком о стену.

К горячим просьбам подруг примкнул и Кузнецов.

— Почитай, Варя. Лично прошу тебя. И от имени нашего парторга. Андрей устроился поудобнее: теперь мы вас послушаем.

Варя колебалась. Посмотрела на морщинистое лицо шефа и сияющее любовью — Андрея.

В комнате установилась выжидательная тишина.

— Ну хорошо, — тихим равнодушным голосом произнесла она, — «Фиалка».