Плотницкая готика - [76]

Но солнце, на которое она подняла глаза, уже пропало, ни следа в матовом небе, и с ним пропал и незаконченный день, оставив только зябкость, знобившую её тело. — Он бы ни за что не уехал, сказала она. — Все твои разговоры ради, ради чего-то там превратил его в какого-то, как в апостола в того кто бы мог нет, нет иначе он бы ни за что не оказался на том самолёте.

— Я не, что ты хочешь сказать. Я же даже не знал, я даже не знал что он…

— Слушай! Снова звонок, и потом она поднялась в последовавшую тишину и прошла в дверь, встала над ним, ожидая, трубка в руке не дольше чем через секунду ради — Пол да, да я так рада что ты… Да что случилось… прислонившись спиной к краю стола, выглядывая, глядя на него, пропинывающего тропинку прочь от неё. — кто! Но он, как он мог! Они не могут… но сюда они не приедут правда же? арестовать тебя здесь? Они не могут… Нет но кто ему поверит, кто ему поверит Пол теперь это всё равно ни за что не докажут даже если, если теперь остались только ты и он твоё слово против его и кто ему… и он ведь уже опровергал правда же? Когда в газете вышла фотография и он опубликовал категорическое опровержение в день отъезда? Они не могут… ну он же умер правда же! Она следила как снаружи его руки сходятся сзади, одна скручивается в другой, словно хочет вырваться — Пол это неважно! Неважно ничего уже неважно если мы можем просто, если ты просто выкинешь их всех из нашей жизни этого мерзкого мелкого преподобного Уде и отца Эди и всех, ты же сделал что он хотел? дал показания как он хотел и спас всю… нет ну хорошо тогда я позвоню Эди я позвоню Эди, если бы только я могла позвонить Эди если бы только я знала где она, она ему скажет что может… уставившись наружу, где одна рука только что вырвалась из другой, только чтобы самой схватить и возобновить борьбу — это неважно! Неважно Пол всё это уже неважно, каким ты был когда уехал в ту ночь с, я, я не могу нет я больше не могу тебя таким видеть не могу, если бы мы просто… И снаружи теперь обе руки внезапно пропали из виду, оказались перед ним, как выглядело со спины, в очевидном призыве к сотрудничеству, пока он стоял и ссал с угла террасы на сырую листву внизу. — Пол? Пол пожалуйста послушай, я… нет этим утром я ездила я подписала заявление да, что я, что я не могла исполнить супружеские обязанности как они выражаются на своём юридическом языке но, в смысле я знаю что плохо делала всё то что я, всё то что ты хотел сделать и как ты тяжело трудился ради своих, наших надежд и теперь, если мы начнём с чистого листа Пол если мы просто уедем, если… сколько? Семье… нет ты не потерял, забыл? перед самым уходом ты дал мне семьсот долларов за аренду? чтобы заплатить за аренду? И они… да я заплатила и… Нет, нет я перестала брать трубку как ты и сказал был только один который… нет это был, это был Чик это был, Чик это был всего лишь Чик звонил вчера вечером и я, вот и всё он просто, он просто позвонил Пол? Когда ты завтра вернёшься? потому что всё это не, если мы можем просто взять и уехать? потому что всё это… нет хорошо Пол, хорошо…

Он подошёл к ней сзади, стоявшей у стола над заглохшим телефоном со сжатым в руке комком салфетки, и поднял свои деятельные руки сомкнуться на гребнях её плеч не дальше того, чтобы кончики больших пальцев встретились на подъёме её шеи, и снова — если бы мы просто могли уехать… длина его пальцев соскользнула на ключицы, ниже, вожделея тепла её груди.

— Я тут думал, сказал он.

— О чём.

— Прибраться здесь и уехать, собрать кое-какую одежду и поминай как звали. Много тебе брать не придётся.

— Но я имела в виду… её глаза приковало к рукам, укрывающим её груди, словно чтобы удержать их подъём и падение ловко и непринуждённо, подобно искусству в этом обмане, вены и связки дыбились пожелтевшими, в ржавых пятнах, какими она их и оставила в своём убористом почерке на линованной бумаге в безопасности под блузками, шарфами, груди поднялись на глубоком вдохе — я не…

— Лёгкое, летнее, свитер-другой и дождевик, это пригодится… пальцы рыскали ближе, словно чтобы унять то, что пробудили — там жарко, больше не понадобится.

— Но мы, на несколько дней даже неделю я…

— Неделю? его руки перешли от скрытности к овладению, — что такое неделя, нет. Навсегда.

— Уехать, навсегда? Она развернулась так резко, что его руки потеряли власть. — Нельзя, нет…

— Почему нет! Он отступил обделённым, руки вскинулись во всей своей пустоте — вся проклятая чушь разлетается вдребезги, безумие с одной стороны и глупость с другой? просто сидеть, пока они тебя не раздавят? Нельзя…

— Его арестуют.

— Кто, кого…

— Пола. Это был Пол.

— Он звонил? я думал ты не отвечаешь на, за что, арестуют за что.

— За взятки.

— Он же не удивлён нет? Граймс наконец кинул ему и второй конец верёвки?

— Это не мистер Граймс нет, это…

— Да конечно Граймс. О чём его сегодня и вызвали давать показания правильно? та заметка во вчерашней газете запрятанная в деловой рубрике? Если он сказал что взятки были обычной практикой и о них знал весь совет директоров иск врежет прямо между глаз ВКР и Граймсу заодно, возмещение ущерба в тройном размере да конечно это Граймс. Я же говорил Билли позвал меня выпить я и слова вставить не мог, вот о чём он говорил никак не мог перестать, что Граймс и Тикелл взяли Пола за загривок и он выйдет и даст показания что во всём виноват твой отец, будто это твой отец договаривался о взятках и единственный о них знал почему и застрелился когда всё выплыло, акционеры отвлекутся и сожрут его наследственный фонд а Пол уйдёт чистеньким потому что Тикелл собирался провести его через дачу показаний и прекратить против него дело. Когда Тикелла не стало Граймс бросил Полу второй конец верёвки и подставил за взятки.