Плоть - [4]

Иногда Ленита часами сидела у окна, наблюдая за происходящим на фазенде.

Фазенда примыкала к холму, по склону которого струился ручей. Впереди простиралось огромное пастбище. Однообразие светлой зелени то тут, то там нарушалось плотной темной зеленью чесночных деревьев, оставленных, вероятно, для тени, и грязновато-желтыми колосящимися злаками. Вдалеке, по одну сторону, резко начинался девственный лес – темный, густой, почти непроходимый, соединяющий в одном цвете множество разнообразнейших оттенков; с другой стороны на невысоких холмах ветер то и дело колыхал радостный ярко-зеленый тростник. Еще дальше тянулись ровные, аккуратные кофейные плантации, напоминающие ворсистый черно-зеленый ковер. Кое-где пятно оголенного краснозема напоминало цветом запекшуюся кровь. И над всем этим раскинулось лазурное, прозрачное, чистое, атласное небо в блеске белых, живых, пронзительных лучей...

В пасмурную погоду пейзаж менялся: почерневшее небо, набрякшее свинцовыми тучами, как будто опускалось, желая затопить землю. Зелень теряла блеск, тускнела, мертвела в безжизненной влаге.

Ленита пыталась выбираться на прогулки по окрестностям – то пешком, вместе с мулаткой, то верхом, в сопровождении паренька-метиса. Но ни подвижный образ жизни, ни чистый воздух, ни свобода деревенской жизни – ничто не шло ей на пользу. Возрастающая вялость, упадок сил, почти полная прострация овладевали всем ее существом. Читать ей не хотелось, фортепьяно безмолвствовало. Казалось, что со смертью отца переменилось все ее естество – она была уже не столь сильной и мужественной, как прежде. Ее терзали страхи, она боялась одиночества.

Она шла в комнату к парализованной хозяйке, устраивалась в кресле и оставалась там часами, едва отвечая на тревожные расспросы полковника.

Когда она возвращалась в свои покои, по дороге ее охватывал необъяснимый страх, и с дрожью она хватала за руку мулатку.

Она перестала есть, пища внушала ей отвращение, но иногда ей хотелось чего-нибудь соленого или острого. У нее начались обильные слюнотечения, то и дело ее рвало желчью. И однажды утром ей было уже не встать с постели.

Полковник с женой управляющего поспешили на помощь. Окружив постель больной, они пытались напоить Лениту чаем с лимонной мятой и дать какое-нибудь домашнее средство, покуда не придет врач, за которым немедленно отправили.

Когда врач приехал, Ленита была в беспомощнейшем состоянии: изнуренная, бледная, с кругами под глазами. То и дело хватаясь за грудь, она хрипела и задыхалась. Словно ком поднялся у нее от желудка к горлу и не давал дышать. В левой части головы она ощущала сильную непрерывную, мучительную боль, точно ей загнали туда раскаленный гвоздь. Нервная система у нее была расшатана донельзя – малейший шум или полоска света из открытой двери исторгали у нее стоны.

Доктор Гимараэнс, уже пожилой врач с умным и добрым лицом, приблизился к постели, осмотрел больную, не спеша, не проронив ни слова, не измеряя пульса, чтобы ничем ее не беспокоить, сложил руки за спиной и низко наклонился, чтобы прослушать ее дыхание и всхлипы, а также посмотреть сокращения ее лицевых мускулов.

–?Когда это началось, полковник? – спросил он.

–?Она приехала уже больной, но так худо ей стало только сегодня.

–?Задыхаюсь! Помогите! – внезапно крикнула Ленита, перевернулась, забилась в судорогах и стала обеими руками рвать на себе рубашку и царапать грудь. Густой румянец внезапно залил ей лицо, глаза лихорадочно блестели.

–?Я знаю, в чем дело,– произнес врач.– Есть у меня тут кое-что. Сейчас вернусь.

И он вышел.

Через несколько минут он возвратился со шприцем в руках.

–?Подставьте плечо, сеньора. Я сделаю вам укол. Скоро все пройдет – вот увидите.

Ленита с трудом вытянула голую руку. Доктор принялся медленно ее пощипывать на уровне бицепса и, зажав небольшой участок между большим и указательными пальцами, вонзил под кожу иглу и, надавливая на поршень, впрыснул содержимое. Ленита, при всей своей нынешней нервозности и раздражительности, даже ничего не почувствовала.

Эффект не заставил себя долго ждать. Через некоторое время с ее щек сошел нездоровый румянец, прекратились нервные судороги рук и ног, глаза закрылись, из груди вырвался вздох облегчения.

Она заснула.

–?Пусть она выспится,– молвил врач.– Когда проснется, ей полегчает. Но я пропишу ей еще и бромистый калий – не помешает.

Все на цыпочках вышли. С Ленитой осталась только жена управляющего.

Глава III

Прогноз врача подтвердился. После продолжительного сна Ленита проснулась посвежевшей, с успокоившимися нервами и расслабленными мышцами. Однако она чувствовала себя разбитой, вялой, жаловалась на головные боли и сильную усталость.

Двое суток провела она в постели и лишь на третьи встала.

Аппетит потихоньку возвращался к ней, она начала регулярно и с удовольствием есть. Можно было сказать, что она оправляется от удара, вызванного смертью отца. Ленита вдруг стала и чувствовать себя иной – более женственной, что ли. У нее больше не осталось прежних мужских пристрастий – из привезенных книг ее привлекали теперь только самые романтические. Она перечитала «Поля и Виргинию», четвертую книгу «Энеиды» и седьмую «Телемаха». Над плутовским романом «Жизнь Ласарильо с Тормеса» она расплакалась.