Площадь Пикадилли - [2]

Но наркотиком служило не само Поле, а лишь мгновение перехода. После первого потрясающего мига восприятие меркло по той простой причине, что, как ни старалась Кларисса, виртуальный мир не впускал ее в себя. А она старалась. Она проводила долгие часы перед магазинами, в парках и на углах улиц, предпринимая трогательные усилия заговорить с людьми, но большинство из них избегали ее, а иные даже не скрывали своего презрения. Встречались, правда, сердобольные виртуалы, которые сдерживали чувство отвращения к ее возрасту и материальности и дарили ей краткую иллюзию того, что у нее появился друг, но делалось это всего лишь по доброте душевной. Ее общество и впрямь нельзя было назвать приятным. Кларисса слишком много говорила, и что хуже того — как она ни критиковала нашу аутсайдерскую братию за безнадежный снобизм, сама была точно таким же снобом, как и любой из нас, и даже гораздо менее сдержанной в этом отношении. Кларисса никогда не упускала случая указать синхруалам на примитивный, призрачный характер их существования: «Вы такая душка. Как жаль, что на самом деле вас здесь нет».

Как правило, Кларисса оказывалась в «мертвой зоне» — люди обходили ее стороной. В таких ситуациях ею часто овладевало беспокойство, и она принималась напыщенно выкрикивать: «Вы знаете, что вы не настоящие? Вы просто кусочки нервной ткани, которые засунули в компьютер! Вы далеко отсюда, а компьютер передает вам картинки реального Лондона со всем этим виртуальным вздором, наложенным поверх него».

Когда Теренс был жив, он, как, впрочем, и другие наши надменные старики, не раз говорил подобные вещи, но в те давние дни Кларисса критиковала его за это: «Кто сказал, что наш мир более реален, чем их?» Помню, однажды она набросилась на него во время одного из собраний нашего сообщества.

Они сидели по разные стороны большого обеденного стола, уставленного серебром и хрусталем. Теренс не поддавался на ее провокации. Всем сидевшим в комнате хотелось одного — чтобы Кларисса заткнулась и позволила им вернуться в привычное состояние оцепенения.

— Ну, Теренс, отвечай? — настаивала она. — Синхруалы, по крайней мере, цепляются за жизнь и друг за друга. — Она обвела собравшихся свирепым взглядом. — А как ты думаешь, что от нас останется, если с нас содрать все, что создано другими людьми? Мы ведь окажемся нагишом. Превратимся в глупцов, бормочущих что-то нечленораздельное. Подумай об этом. Даже мысленно разговаривая сами с собой, мы пользуемся словами, которые дали нам другие.

Но так было прежде. Теперь же, казалось, сам Теренс продолжал вещать устами Клариссы.

— Не смотрите на меня так! — огрызалась она на синхруа-лов, когда те показывали на нее пальцем и смеялись. — Вы продали свои первозданные тела ради иллюзии молодости и достатка, а вот я настоящая!

Иногда посреди одной из таких высокопарных речей она демонстративно отключала свой имплантат, так что люди и транспорт исчезали из виду, дома становились пустыми скорлупками, а витрины магазинов, с их яркими, выставленными напоказ товарами, превращались в зияющие провалы.

— Я даже не вижу вас, понятно?! — кричала она, зная, что синхруалы тем не менее продолжают ее видеть, поскольку датчики ловят изображения, звуки и структуру всего материального. Все это становится матрицей, внутри которой выстраивается виртуальный город. Они не могли выбирать, видеть им ее или не видеть. — Я в реальном мире и совершенно вас не вижу. Вот до чего вы нереальны. Я могу выключить вас одним щелчком.

Но хотя ей, как видно, нравилось сообщать им, что они на самом деле не существуют, все же их мнение имело для нее огромное значение, поэтому она не могла удержаться от того, чтобы снова не включить имплантат и не посмотреть на произведенное впечатление. (Я не знал больше никого, кто так же часто, как Кларисса, переключал бы это устройство.) Однако люди чаще всего старательно игнорировали ее.

И вот, когда, закатив истерику, она обнаруживала, что никто на нее не реагирует, ситуация выходила из-под контроля. Однажды, примерно за месяц до путешествия на площадь Пикадилли, проезжая мимо станции метро «Уолтемстоу», Кларисса почувствовала, что на нее никто не обращает внимания. Вместо того чтобы признать поражение, она, бросив коляску, настырно направилась вниз по ступеням — это при ее-то артрите и общей ослабленности — и проковыляла на южную платформу, чтобы дождаться там поезда. Платформа вокруг нее пустовала, так как синхруалы столпились на другом конце.

Когда подошел поезд, Кларисса решительно попыталась войти. И конечно же, упала прямо на рельсы — поезд-то был виртуальным, он являлся частью Поля, которое не выдерживало материального веса, оно могло осилить лишь воображаемый вес виртуальных проекций. Бедняга сломала ногу. Испытывая ужасную боль, с трудом ковыляя, Кларисса стала звать на помощь. Одно из правил Поля состояло в том, что поезд не мог двинуться с места, пока человек оставался на рельсах. И все же сама Кларисса нарушила все правила. Пассажиры с ужасом наблюдали за старухой, которая, стоя по пояс в полу вагона, буравит их гневным взглядом и обвиняет в недостатке сочувствия.