Площадь - [34]

Прошла целая неделя после возвращения из Маньчжурии. Сегодня суббота. Вечерело. Менджюн накинул на плечи помятый плащ и вышел из редакции. Шагал, опустив голову, и думал о ней. Может, она не дожидается и уже ушла. Они договорились о встрече у него дома Он посмотрел на часы. Опаздывает на час. И еще минут тридцать надо, чтобы доехать до дому. День был спокойным, но когда в конце рабочего дня все заторопились по домам, редактор вдруг объявил:

— Сегодня мы проведем небольшое собрание. На повестке дня персональный вопрос. Прошу остаться членов партии и Ли Менджюна.

Менджюн понял, что сегодня объект обсуждения — он. Только недавно его приняли кандидатом в члены партии, и на важные собрания первичной парторганизации пока не приглашали… Сегодня просят остаться, значит главной мишенью для стрел партийной критики выбрали именно его. В редакции только трое, включая главного редактора, были членами партии. Однако, кроме Менджюна, остались четверо. Менджюн и не знал, что молодой человек, совсем недавно принятый на работу, тоже был партийным. В просторной комнате пять человек. Главный сел в свое привычное рабочее кресло за большим письменным столом. Перед ним стоял еще один стол, по обе стороны которого сели по двое. Первым заговорил главный редактор:

— На повестке дня сегодня только один вопрос. Персональный. Нам надо поговорить о Ли Менджюне. Он еще страдает индивидуализмом как на работе, так и в быту. Не вполне освободился от вредных предрассудков буржуазной идеологии, в силу чего допускает ряд просчетов в работе по претворению в жизнь линии партии и правительства. Это видно на примере его очерков о жизни корейского колхоза в Маньчжурии. Материал изобилует мелкобуржуазными суждениями и не отражает объективной картины героической трудовой жизни корейских колхозников, борющихся за перевыполнение производственных планов. Отсюда и оценка деятельности колхоза. Еще на заре революции великий Ленин сказал, что «социальный строй может быть изменен революционным путем, но сама идеология не может так же быстро перемениться…». Ли Менджюн долго жил в Южной Корее, где господствует репрессивный режим марионеточного правительства. Он изучал там тлетворные буржуазные философские науки и до сих пор находится под влиянием реакционного мировоззрения. Всего этого он как бы не замечает или не хочет замечать. Вследствие этого, он, будучи кандидатом в члены партии, проявляет недопустимую нелояльность по отношению к политике, проводимой партией и правительством. В конечном счете это отщепенство и предательство интересов своего народа. Потребуется большая критика и самокритика. Я зачитаю отрывки из очерка Ли Менджюна, в которых особенно ярко проявляются чуждые нам взгляды: «…Одежда некоторых колхозников очень удивила меня: они щеголяют в мундирах японских солдат, правда без погон и знаков различия», «…первое, что бросается в глаза — неустроенность быта. Чтобы навести настоящий порядок, потребуется еще немало времени и усилий…» Давайте послушаем самого Ли Менджюна. Хотелось бы услышать самокритичное выступление.

Менджюн поднялся. На него холодно смотрели четыре пары глаз:

— Я не могу согласиться с выступлением товарища главного редактора.

Все сразу заговорили. Главный редактор спросил:

— Почему не можете согласиться?

— Я писал о том, что видел, что чувствовал. Без прикрас. Объективно.

— И что, вправду некоторые носят японские мундиры?

— Да. Они говорили, что взяли их с военного склада, оставленного японцами при бегстве.

— У вас написано, что люди ходят в старых сандалиях японского производства. Ты, наверное, ошибаешься. Теперь у нас тоже производят легкую обувь.

— Да нет, я точно помню, это были японские сандалии.

— Хорошо. Скажем, все это так и было, но зачем же акцентировать на этом внимание? Ты не считаешь это своей ошибкой?

— Реализм — это объективное отражение действительности.

— В этом и состоит опасность твоей реакционной идеологии. Подлинный социалистический реализм призван воспевать вдохновенный труд и классовую непримиримость. Это должно было стать твоим руководством при отборе материала. Именно это отличает нашу прессу от безответственных буржуазных газет, занятых погоней за сенсациями.

— Но каким образом в данном конкретном случае описание отдельных деталей быта крестьян противоречит принципам социалистического реализма? Этого я не понимаю.

— Как не понимаете? Своим материалом вы унижаете и оскорбляете соотечественников, живущих в братском Китае.

— Людям нечего носить. И если они временно носят безхозные японские мундиры, что в этом плохого? Ничего оскорбительного я в этом не вижу.

— Товарищ Ли, известно ли вам, что в прошлом году великий китайский народ перевыполнил свой народнохозяйственный план? Это значит, что в Китае произведено более чем достаточно товаров первой необходимости. Так что каждый в достаточной мере обеспечен всем необходимым. Вполне допускаю, что один-два человека использовали японскую военную форму в качестве рабочей одежды, но это не тема для отражения завоеваний братского народа и высокого уровня его благо-состояния. Тут нужны совсем другой подход к подбору материала, другой угол зрения и другая позиция. Как раз этого у вас в материале нет. То, что вы проповедуете в этом очерке, не что иное, как насмешки буржуазного интеллигента над героическими усилиями народа. Сегодня народ творит историю, семимильными шагами идет навстречу светлому будущему. Весной этого года на очередном партийном съезде товарищ Мао Цзэдун сделал доклад об экономическом положении страны. Мы размножили основные положения этого доклада и раздали всем членам партии для политучебы. Показатели в процентах, что вы привели в своем очерке, идут вразрез со статистическими данными из доклада Мао Цзэдуна. Сразу ясно, что вы не видели этого доклада, иначе у вас не было бы таких досадных ошибок.