Плохой американец. Том I - [19]

Воспоминания о мистере Штайнмайер заставили принципала невнятно пробормотать, повернувшись к миссис Роджерс:

— Этот парень, настоящая, головная боль!

Психолог пристально на меня посмотрела и спросила:

— В своё время Эйнштейна тоже считали головной болью. Тебя можно вытерпеть или нет, головная боль?

— И да, и нет. Но я бы не сравнивал себя с Эйнштейном, это слишком претенциозно даже для меня, — произнес я с улыбкой.

На этом наша встреча закончилась и мы откланялись. Всю дорогу назад домой родители пытали меня насчет моих планов. Я умело соскакивал с темы — своих планов я еще не знал. Что я знал точно — учиться в школе еще два года я совсем не хочу. Наконец, родители поняли, что от меня добиться ничего конкретного не получится и переключились на свою новую головную боль — Дэвида. Парень стал замкнутым и скрытным.

— Питер, ты не знаешь, что с Дэвидом? — между делом поинтересовалась у меня мать — Вы много конфликтовали, но сейчас он перестал на тебя обращать внимание.

— И слава богу — пожал плечами я, вылезая из машины — Может у нас в семье наконец, наступит мир?

* * *

В последний день учебы, решился вопрос с Вонючкой Стэном и Большим Билли. К нам домой пришел мистер Штайнмайер. Дэвида и Мэри отправили по своим комнатам, а я уместился в гостиной вместе с родителями. Встреча получилась короткой.

— Все произошло, как ты и говорил — кивнул мне адвокат — Родители подростков пошли на мировую.

Штайнмайер раскрыл кейс и вытащил чек на двенадцать тысяч долларов.

Это были очень приличные деньги. Папа ничего мне не сказал, но похоже он в год зарабатывал меньше. А он был одним из старших инженеров в строительной компании. За такие деньги я мог оплатить четыре года в любом из колледжей, даже в Гарварде.

Мама же внезапно решила положить деньги на семейный счет.

— Думаю, будет лучше, если их перечислят на мой счет, — объявил я.

— Не глупи. Никто не даст тебе таких денег. Это на будущее, — сказала она.

Штайнмайер поднял бровь услышав это, но я лишь спокойно ответил.

— На чеке написано моё имя, не ваши. Я ничего не имею против того, чтобы положить их на сберегательный счет… но он будет открыт на моё имя.

— Нет, никогда! — Клер злобно глянула на отца, — Ты так и будешь сидеть? Он же просто потратит все деньги!

Папа не согласился. Вместо этого он посмотрел на меня и спросил:

— Что у тебя на уме? Выкладывай.

— Ну, сберегательный счет неплохое начало, но я знаю, что могу получить куда больше благодаря игре на бирже. Фондовые рынки в целом в течение большей части последнего десятилетия в среднем приносили где-то около девяти-десяти процентов дохода, что выше сберегательного счета. Если я сохраню эти деньги на будущее, я должен заставить их работать на меня.

Мама продолжала буйствовать, пока папа и мистер Штайнер хвалили меня.

— Клер, успокойся, он прав.

Мать притихла, без особой любезности, затем отец добавил.

— Есть какие-то конкретные идеи?

У меня были кое-какие мысли, но я просто сказал:

— Ничего такого. Возможно товарные активы, возможно валютные рынки.

Это озадачило их. Штайнмайер влез в разговор и спросил:

— Товары? Как пшеница или замороженный апельсиновый сок?

— Скорее нефть.

— Нефть!?

— Да ты с ума сошел! — заявил отец.

Я ухмыльнулся, пришло время применить мои математические навыки.

— Безумный, но хитрый. Вы хотели знать, что могут математики? Вот вам пример того, как теория вероятности вяжется с финансовым анализом.

— О чем ты, черт подери, говоришь? — спросил мой ошарашенный папа.

Адвокат, однако, перебил его.

— Я бы выслушал. Он был прав насчет исков, в конце концов. Продолжай, Питер.

Я улыбнулся.

— Так, я правильно говорю — арабы ненавидят евреев, верно?

— Арабы и евреи? О чем ты, во имя господа, говоришь?

Клер попыталась отвесить мне подзатыльник, но я увернулся, поднял руку:

— Следите за мыслью. Арабы ненавидят евреев. Это факт. За последние двадцать лет у них было три войны. Первая в 1948, вторая в 1956, третья в прошлом году.

— Да, и во всех трёх арабам подали их же головы на блюдечке! — отметил Штайнмайер.

— Это так, но разве теперь они друзья? Или вы согласны, что эти ребята друг друга от всей души ненавидят?

— Верно.

Я продолжил.

— Хорошо, давайте применим теорию вероятности. С 1948 по 1956 год — прошло 8 лет. С 1956 по 1967 год — 11 лет. Средний интервал между войнами составляет 9,5 лет. Вы со мной? — отец и мистер Штайнер кивнули. Мама была полностью потеряна и недоверчиво уставилась на меня, — Итак, ради простоты, скажем, они в мире по 10 лет. Это означает, что шансы на войну в любом конкретном году составляют 10 процентов. Как только вы определитесь с вероятностью войны, можно применить теорию вероятностей к последующим действиям.

— Продолжай, — сказал юрист.

— Если мы предположим, что в любой год вероятность войны — 10 %, то вероятность её избежания — 90 %. Значит сейчас, год спустя, у нас был шанс 90 % избежать войны на Ближнем востоке.

— Которой не было, — сказал папа.

— Верно. Значит какие шансы на избежание войны в следующем год?

— Как ты и сказал 90 %.

— А спустя год? — надавил я.

— 90 %, как ты и говорил! А что, разве нет?

— Шансы избежать войны в течение двух лет подряд составляют 90 % из 90 % или только 81 %. Шансы избежать войны в течение трех лет подряд — 90 % из 90 % из 90 % или примерно 73 %. Четыре года выйдет 64 %, пять лет — менее 60 %, и через шесть лет мы едва сможем добиться пятидесяти пяти шансов не застать еще одну войну между Израилем и его соседями.