Плохо быть мной - [5]
Самолет уже забит до отказа. Через проход расположилась пара. Он переходит рубеж тридцати пяти, короткие русые волосы, пузо; она — помладше, симпатичная крашеная блондинка. Переговариваются на иностранном языке. Минут через пять понимаю, что на русском. Вот что сделали годы, проведенные в англоязычных странах, — родной язык звучит по-чужому, иностранно. Интересно, о чем они говорят?
— Володь, слышал, стоимость квадратного метра в Москве скоро догонит манхэттенскую?
Русские. Но что это значит? Слова понимаю, а о чем речь — ни бум-бум. Стоимость… Квадратный метр… В Москве… Догонит… Скоро… Что за муть?
У мужчины на коленях здоровенная бутылка виски. Почти уже кончилась. А еще не взлетели.
«Для вашей безопасности пристегните ремни». Чернявый парень моего возраста, сидящий сзади, начинает передразнивать стюардессу. Двое других лениво смотрят в окно.
Взлетаем. Ребята за мной оживляются и что-то лопочут по-французски. Выкуренный косяк и восторженное чувство перед началом новой жизни тянут на разговор. Перегибаюсь назад с дружелюбной миной на лице.
— Из Франции?
— Швейцария, — говорит мне тот, который самый серьезный. Он единственный волокет по-английски.
— В Нью-Йорк на каникулы? — спрашиваю.
— Навсегда, — отвечает швейцарец.
— Навсегда?! Ничего себе! Не нравится Швейцария?
— Швейцария — мерд. Говно. Там тихо, как на пастбище для овец. И в каждом доме — бомбоубежища. Мы едем в Бруклин.
— Что собираетесь делать?
— Будем рэперами.
Я слегка обескуражен.
— Собираетесь читать рэп по-французски?
— Англе.
Я окончательно поставлен в тупик. И все же меня охватывает чувство уважения и даже трепета по отношению к этим парням. Скорее всего, это неведомый мне восторг в преддверии подступающей жизни, в которую предстоит окунуться самому. Они настолько молодые, что запросто идут на откровенно неосуществимую, невозможную авантюру. Мною овладевает похожее чувство: и меня ждет нечто. Я тоже молодой и, так же как эти трое, лечу в Нью-Йорк. Впереди меня ждет волнующая неизвестность — может, и я стану рэпером. Да, я лечу, чтобы стать рэпером! Пусть не буду рэповать, но я все равно буду им! Откидываюсь назад и начинаю думать о вкладе Швейцарии в хип-хоп-культуру.
— О-ля-ля! — прицокивает языком чернявый парень на проплывающую мимо нас темнокожую девицу. Действительно, «ой-ля-ля» — длинные стройные ноги, изящная посадка головы, лань. На кого она похожа? Начинаю вспоминать. Память на лица у меня нечеловеческая. Один раз узнал женщину в русской православной церкви в Лондоне — год назад видел ее в метро. Так что мулатку мог видеть где угодно. Вдруг осеняет: на обложке журнала. Она модель! Только у модели в журнале был имидж дурнушки. Неординарная внешность — негритянка, при этом копна рыжих волос и веснушки. Настолько примечательная, что она стала лицом многих солидных фирм, да и вообще известная фигура в Нью-Йорке. Недавно видел ее фотографию в одном хип-хоп-журнале на вечеринке Виз Марки. Стояла в обнимку с виновником торжества.
А сейчас неожиданность — передо мной красавица. Облачена в черную кофту из тонкого материала, преподносящую нам ее идеальную фигуру. Красивые рыжие волосы аккуратно стянуты в пучок. Косметика для африканок. Это точно она. Пытаюсь объяснить швейцарцам, но они не понимают.
— Ce que femme veut Dieu veut! Чего хочет женщина, того хочет Бог! — чернявый демонстрирует белоснежную улыбку.
Русская пара начинает говорить откровенно громко. Они только что отоварились второй бутылкой виски и угощают очкастого мужика впереди. Тоже русский. Присматриваюсь — блондинка все-таки здорово младше обоих мужчин, наверное лет на десять. Говорит заплетающимся языком, с акцентом Брайтон Бич, постоянно перебивая свою речь матюгами.
— Почему ты не оставишь свою дочь в покое? — громогласно вопрошает очкастого.
— Я ей сказал: если ты этого придурка не бросишь, я тебя прокляну. — Он тоже пьян в дупель.
— Тебе все равно, с кем твоя дочь? Ну скажи мне: чем этот парень тебя не устраивает?
— Тем, что он не тот, кого я люблю, — язык у очкастого тоже заплетается.
Компаньон блондинки заливается довольным смехом.
— Послушай, как тебя там, — блондинка еле выговаривает слова, — нашей дочери пять лет, а мы уже купили ей квартиру. Купили ей квартиру в Москве, а сами живем на Брайтон Бич! Я вышла за Володьку в пятнадцать лет, — кладет она руку на колено своему соседу, — больше я своих родичей не видела. Я тебе говорю: они повзрослеют и выплюнут тебя как жвачку. И ты должен сделать то же самое. Понял?
— Я ей сказал, — настаивает на своем очкастый, — если ты меня не будешь слушаться, я тебя прокляну.
— Слушай, может, ты собственник? — нахально выпучивает на собеседника два стеклянных голубых глаза девушка. — Может быть, у тебя была эмоционально неуравновешенная мама? Или тебя в молодости бросали девушки?
Переглядываемся с мужем блондинки и хохочем. Мне весело и прекрасно от чувства, что начинается новая жизнь, и даже грубая, непривычная мне русская речь блондинки, перебиваемая бранными словами и отдающая моим московским двором и армией, которой я избегаю, не позволяет мне впасть в меланхолию. Скоро, скоро мы будем на месте!
Героиня романа Инна — умная, сильная, гордая и очень самостоятельная. Она, не задумываясь, бросила разбогатевшего мужа, когда он стал ей указывать, как жить, и укатила в Америку, где устроилась в библиотеку, возглавив отдел литературы на русском языке. А еще Инна занимается каратэ. Вот только на уборку дома времени нет, на личном фронте пока не везет, здание библиотеки того и гляди обрушится на головы читателей, а вдобавок Инна стала свидетельницей смерти человека, в результате случайно завладев секретной информацией, которую покойный пытался кому-то передать и которая интересует очень и очень многих… «Книга является яркой и самобытной попыткой иронического осмысления американской действительности, воспринятой глазами россиянки.
В романе Сэмми Гронеманна (1875–1952) «Хаос», впервые изданном в 1920 году, представлена широкая панорама жизни как местечковых евреев России, так и различных еврейских слоев Германии. Пронизанный лиризмом, тонкой иронией и гротеском, роман во многом является провидческим. Проза Гронеманна прекрасна. Она просто мастерски передает трагедию еврейского народа в образе главного героя романа.Süddeutsche Zeitung Почти невозможно себе представить, как все выглядело тогда, еще до Холокоста, как протекали будни иудеев из России, заселивших городские трущобы, и мешумедов, дорвавшихся до престижных кварталов Тиргартена.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Считается, что первыми киевскими стартаперами были Кий, Щек, Хорив и их сестра Лыбедь. Они запустили тестовую версию города, позже назвав его в честь старшего из них. Но существует альтернативная версия, где идеологом проекта выступил святой Андрей. Он пришёл на одну из киевских гор, поставил там крест и заповедал сотворить на этом месте что-то великое. Так и случилось: сегодня в честь Андрея назвали целый теплоход, где можно отгулять свадьбу, и упомянули в знаменитой песне.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)