Плохие люди - [12]

Чего Джек не мог понять, так это почему он не испытывал никакой обиды на полицейского. И еще, на протяжении тридцати с лишним лет люди советовали ему взять себя в руки, а он ценил эти советы не больше ломаного гроша. Но с Джо Дюпре дело обстояло по-другому. Вряд ли можно определить феномен этого человека, он просто был не таким, как все. Когда Джо смотрел на вас своим странным печальным взглядом, вы чувствовали себя луковицей в умелой руке повара. Он слой за слоем снимал коросту с вашей души, пока не оставалась одна незащищенная сердцевина.

Или пока не оставалось вообще ничего, в зависимости от того, как долго продолжался процесс или насколько многослойной луковицей вы были. Джек даже немного опасался, что если Джо Дюпре приложит больше усилий, то выяснит какую-нибудь ужасную правду, о существовании которой старик и сам не догадывался или по какой-то причине старался забыть. Например, что ему нечего больше предложить миру, кроме плохих картин и пустых обещаний. Если однажды разбередить эти раны, они уже больше не заживут.

После того памятного разговора с Дюпре Джек на некоторое время ушел в завязку. Правда, не надолго. Пожалуй, даже Джо не мог сильно повлиять на такого заядлого пьяницу, как Джек, но теперь старик был более осторожен: он пил только по вечерам и никогда не брал бутылку с собой в постель, как бывало в старые добрые времена. Вместо этого он начал рисовать усердней и быстрее, чем когда-либо раньше.

Рисование уже давно стало его увлечением. Джек даже зарабатывал кое-какие деньги с продажи туристам плохих масляных и еще худших акварельных картин. Иногда он раскладывал их на небольшом прилавке, который устанавливал в солнечные выходные дни на набережной Портленда. При этом Джек старался не выходить из образа старого морского волка, выдумывая что-то вроде истории своей семьи, которую многие сочли бы правдивой, хотя правды в ней было не больше, чем волшебства в трюках фокусника. Но он зарабатывал достаточно, чтобы жить прилично в давно выкупленном доме, который мог теперь передать кому угодно: двоюродным братьям, племянникам или племянницам, да хоть своей сестре Кейт, которая, судя по завещанию Джека, будет единственным недовольным человеком, когда старик окажется в сырой земле.

Раздался звонок. Он рассеянно проследовал в прихожую, неповторимо шаркая своими поношенными кроссовками по дощатому полу. Джеку был семьдесят один год, но он временами все еще чувствовал себя молодым, правда в последнее время тело все чаще напоминало ему об обратном. Старый профессор сильно сутулился, так что нельзя было сказать, что в нем шесть футов роста; его живот выдавался вперед, а давно седые волосы стали тонкими и пожелтели. Сквозь замерзшее стекло двери он с трудом мог разглядеть силуэт мальчика, рассыпающийся на черные и красные точки, словно акварель попала на масляную картину. Он открыл дверь и с притворным удивлением отступил назад.

— Да это же Дэнмонстр!

Мальчик протопал мимо него, не дожидаясь, когда ему предложат войти. Он быстро прошел по коридору и лишь у двери в мастерскую Джека в первый раз посмотрел на старика:

— Можно?

— Конечно, конечно. Заходи, а я присоединюсь к тебе, как только сделаю себе кофе.

Снаружи день уже начал угасать, и в окнах отдаленных домов зажегся свет. Джек захватил с кухни свою чашку с кофе, добавив туда немного кипятка, и проследовал в мастерскую вслед за мальчиком. Это было небольшое помещение, в прошлом кладовка, где старик сделал перепланировку, заменив одну стену раздвижными стеклянными дверями, так что пол плавно переходил в поросшую травой лужайку, а она, в свою очередь, тянулась до деревьев, росших на краю утеса, за кромкой которого простиралась пугающая темно-синяя гладь воды.

Мальчик стоял у мольберта и смотрел на незаконченную работу. Картина была выполнена маслом, на ней старик снова пытался изобразить вид на остров с океана. Еще одна неудачная попытка, как думал Джек. Здесь работало правило изменчивости: чертов клочок суши не переставал меняться и развиваться, так что, пытаясь выхватить один-единственный миг из этого непрекращающегося движения, художник лишь становился соучастником этого обмана. Но, тем не менее, в этом занятии было что-то успокаивающее, пусть Джек и приближался к неудаче с каждым движением руки, с каждым взмахом кисти.

— Она не похожа на другие, — сказал мальчик.

— Что? — переспросил Джек, отвлеченный от размышлений по поводу недостатков картины. — Что ты сказал?

— Я сказал, что она не похожа на остальные, — повторил мальчик.

— В чем не похожа?

Джек встал рядом с мальчиком, прищурился и приблизил лицо к картине. На ней были отметины, будто на волнах появились черные блики. Он посмотрел вверх, на потолок, и попытался понять, могла ли грязная вода каким-то образом протечь сквозь ранее не замеченную трещину, но ничего не обнаружил. Потолок был белым и девственно-чистым.

Джек аккуратно вытянул палец и дотронулся до полотна, а потом медленно отвел руку. Отметины могли быть сделаны краской, хоть он и не ощущал обычную форму мазка. Художник пригляделся получше и заметил, что некоторые из этих отметин были под его горизонтальными мазками, которые он использовал, чтобы отобразить движение волн. Похоже, он рисовал поверх этих вкраплений и ничего не заметил.