Плохие кошки - [37]
Постепенно браслетов, монет и прочей мишуры в коробке набралось прилично. Это была та же коробка, где до этого жили мыши — Яша поэтому с удовольствием сидел в ней и не хотел вылезать. Самого большого труда стоило оттащить сокровища с чердака в подъезд и поставить их перед дверью в квартиру, которую я выбрала Яше заранее. Когда дело было сделано, я спряталась под лестницей и стала ждать.
Вот Яша соскучился и стал подавать голос из коробки. Вот открылась дверь квартиры, и пожилая японка потрогала коробку носком туфли. Вот она не удержалась и заглянула внутрь. Вот закричала от удивления и стала звать мужа. Ее муж был дедушкой с желтым лицом и белыми волосами, передвигался на электрической каталке по тротуарам. Они о чем-то спорили в проеме открытой двери, а потом все же забрали коробку с Яшей в квартиру. Я прождала то ли час, то ли два — Яша не появлялся, я вернулась на пустой чердак.
Жизнь начинается
Чтобы успокоиться, я стала вылизывать бок. Вылизывать шерсть — это как пить новопассит. То есть процесс подсаживает. Он снимает все дурные мысли. Тебе в голову приходит ясность, начинаешь понимать, почему попала сюда. Ведь Япония — другая планета. Треть японцев была инопланетянами, треть — новозеландскими коровами, а остальные — белорусскими пчелами. Не исключено, что японские домашние животные, все эти собачки, черепахи, жуки-носороги в прошлой жизни ходили на двух ногах по европейским городам. То есть Япония — это круговорот душ в природе, оттягивающий от всего шарика неминуемый конец света. И пусть я скучала по лупоглазым лицам с большими носами, пусть где-то в глубине свербело тоской по котятам.
На следующий день я грелась на солнце, сидя прямо на тротуаре. Я подумала, что страшно хочу обратно в человека, вообще в любого: японца или эскимоса, старика или ребенка Я раздала котят чужим людям и совершенно не понимаю, как жить дальше. Сколотить банду кошек, которые разоряли бы рыбные магазины? Научиться общаться с людьми и пойти работать в секретное министерство — кошку сразу возьмут в шпионы за ее малый рост, ага Я даже могу выучить японский язык. В закусочной по радио два раза в день передают двадцатиминутный урок русского. Через год-другой я стану первой в мире кошкой со знанием японского и смогу его применить на пользу миру. Но нет, фигня все это. Больше всего на свете мне сейчас хочется покоя.
И тут откуда-то выбежал этот пес, отвратительная тварь. Невыносимо вонючий. Сам кошачий организм отталкивал его. Вообще, бездомных собак в Японии нет. Я не понимаю, откуда взялась эта. Собака погналась за мной, как в мультфильмах про Тома и Джерри, и я высматривала на дороге почтовый ящик или что-нибудь, чтобы это существо бахнулось башкой, запуталось в стропилах и отцепилось. В конце концов, мы влетели в узкий проход между домами, где я забилась под картонные ящики. Тут свалка — вечный японский сюжет. Они выбрасывают старые телевизоры, компьютеры и ноуты в огромных количествах. И все это украшает помойки. Говорят, технику потом увозят в Китай для разбора на запчасти. Я знала эти коробки как облупленные, потому что жила здесь в свои первые дни. А потому проползла под коробками и выскочила на другой стороне улицы. Пес лаял как оглашенный. Нужно было перебежать на другую сторону тротуара — и все, спасена Я кинула взгляд налево, чтобы не попасть под машину. Улица была пуста, и я со всей мочи прыгнула.
Меня вынесло прямо под колеса автобуса, который мчался с другой стороны на всех парах. На подсознательном уровне я все еще была женщиной, которая живет в стране с правосторонним движением Я так и не смогла стать японской кошкой. Помню, что открыла глаза и ощутила, что все-таки живу. Даже тело было. А вокруг пахло свежо, как может пахнуть только в лесу. Я захотела расправить руки, но они были не руки. Даже не лапы. Потому что все это дело зашуршало то ли от ветра, то ли от моего желания — как шуршат ветви с листочками. Не знаю, буду ли я нормальной березой. «Но только б не в Америке, только б не в Америке, а где поближе…» — пронеслось в моем утомленном мозгу.
Станислава Барашек
КОТ И ЕГО ГЕННАДИЙ
Жизнь Геннадия Однорогова, невзрачного менеджера среднего звена, окончательно дала трещину. По крайней мере, по его собственному мнению. И честное слово, его можно понять: в это прекрасное летнее утро, когда за окном щебетали птички и одуряюще пахло цветущим шиповником, Геннадий с мрачным видом собирал свои носки, разбросанные по всей лестничной площадке силами его супруги Тамары. Кроме познавших сладость полета и горечь приземления на казенный кафель носков, насильственному выселению подверглись две пары поношенных брюк, рубашка в «огурцах», рюкзак фирмы Columbia, трусы в мелкий сиреневый цветочек, один ботинок и, собственно, сам Геннадий в трениках и шлепанцах.
Конфликт, повлекший за собой столь катастрофические последствия, был немолод: супруга давно грозила разводом на почве мелкой женской ревности, самое обидное — безосновательной. Геннадий был примерным семьянином, два раза в месяц приносил домой всю зарплату до копейки и даже искренне пытался любить тещу, к сожалению, безнадежно и не взаимно. А сегодня с утра к Однороговым заглянула одолжить соли их соседка Ниночка, ну и случайно прижала шикарным бедром к стенке узкого коридора пробирающегося на кухню за утренней чашкой кофе Геннадия. Наш герой и пискнуть не успел, как был обвинен в адюльтере и изгнан из семейного гнездышка, а теперь вот собирал свое скудное имущество под раздающиеся за захлопнувшейся за ним дверью женские крики — дамы с наслаждением выясняли отношения и как раз решали вопрос, кто из них стерва, а кто истеричка.
