Плохие девчонки - [3]

— Врешь! — повторила Ким.

Она смотрела на меня с каким-то странным уважением. Она заморгала, и я понадеялась, что на сегодня травля окончена.

Кажется, я сделала полшажка в сторону. Но Ким этого было довольно.

— Рано торопишься, чудо-малышка. Думала наврать нам и сбежать? — сказала она.

— Врунья, — кивнула Мелани.

— Чудо-малышка, лживая трусишка, — срифмовала Сара.

Они снова захихикали.

— Вот скажи, какого цвета на тебе трусики, а мы проверим, врешь ты или нет, — придумала Ким.

Она схватила подол моей юбки и попыталась задрать его вверх.

— Прекрати! Прекрати! — Я вцепилась в юбку.

Но Ким успела разглядеть все, что хотела.

— Ах, как мило! — протянула она. — Белые трусики, а на них кролики! Точь-в-точь как те, что мамуля вывязала на твоей кофточке! — Она провела длинными, цепкими пальцами по моей кофте. — Бедная, бедная мамочка, вяжет для чудо-Мэнди ночи напролет, а неблагодарная девчонка рассказывает направо и налево, что ее удочерили! Как она огорчится, когда узнает!

Я чувствовала себя так, будто в моем животе просверлили дыру.

— Откуда это она узнает? — хрипло спросила я.

— А мы у нее спросим. Завтра, когда она придет за тобой в школу. «Миссис Уайт, сколько лет было Мэнди, когда вы ее удочерили?» — скажу я, и она ответит: «Что ты, детка, Мэнди — наша родная дочка», и я скажу: «А Мэнди всем рассказывает, будто вы ее удочерили». — Глаза Ким сверкали.

Мелани и Сара неуверенно хихикнули, не понимая, шутит Ким или говорит серьезно.

Я знала, что она не шутит. Я так и видела, как она говорит с мамой. Мамино лицо бледнеет… Я больше не могла этого выносить.

— Гадкая, гадкая, дрянная! — закричала я и ударила Ким.

Она была выше меня на голову, но моя рука сама собой поднялась и ударила ее по щеке. Ее лицо побелело, на щеке остался красный след, глаза потемнели.

— Ах так! — сказала она, делая шаг вперед.

Я знала, что мне несдобровать. Оттолкнула Сару, увернулась от Мелани и бросилась на проезжую часть, подальше от Ким, готовой растерзать меня на месте.

На меня со страшной скоростью неслось что-то красное и огромное. Раздался визг тормозов. Автобус. Я закричала. И упала.

ОРАНЖЕВЫЙ

— Мэнди! Боже мой! Ты жива?

Я открыла глаза.

— Вполне, — ответила я дрожащим голосом.

Надо мной склонился Артур Кинг. Его очки съехали набок, рот распахнулся от ужаса. Вокруг начали собираться люди. Какая-то женщина опустилась рядом со мной на колени. Я видела все как в тумане. Моргнула — но все осталось расплывчатым.

Я попыталась приподняться.

— Лежи, милая, тебе нельзя вставать до приезда врачей, — сказала женщина. — Шофер автобуса сейчас вызовет «скорую».

«Скорая»! Неужели я так сильно расшиблась? Я пошевелила руками и ногами. Они меня слушались. Ощупала голову, пытаясь понять, есть ли шишки. Руку до локтя пронзила боль.

— Успокойся, дорогая. Скажи мне, как тебя зовут и где ты живешь. Мы позвоним твоей маме, — попросила женщина.

— Ее зовут Мэнди Уайт. Она из моего класса, — ответил за меня Артур Кинг.

— Ты был с теми гадкими детьми, которые за ней гнались? — гневно спросила женщина. — Я все видела! Я сидела на переднем сиденье и хорошо разглядела, как вы выгнали ее на дорогу. Она могла погибнуть!

— Я думал, она погибла. — Артур задрожал. — Я должен был их остановить.

— Ты не виноват, — сказала я. И повторила, глядя на женщину: — Он не виноват.

— Мальчик не гнался за ней. Только девчонки, — подтвердил кто-то.

Все обернулись. Но Ким, Мелани и Сара будто испарились.

— И не стыдно им обижать такую малышку! Сколько тебе лет, милая? Восемь?

— Десять, — поправила я. — Почти одиннадцать.

— Где ты живешь, Мэнди? — спросила та же женщина.

— Дом пятьдесят шесть по Вудсайд-роуд. Только, пожалуйста, не надо звонить маме. У меня ничего не болит. Она будет страшно волноваться. И вообще, ее нет дома, она у зубного, — сказала я, вновь пытаясь приподняться.

Перед глазами по-прежнему была пелена. Внезапно я поняла, в чем причина.

— Мои очки!

— Они у меня, Мэнди. Только они сломались пополам, — сказал Артур. — Положить их тебе в карман?

— Как ты себя чувствуешь, малышка? — спросил шофер. Он отстранил Артура и наклонился надо мной.

— Уже лучше, — угрюмо сказала я, переживая из-за очков.

— «Скорая» будет с минуты на минуту. По-моему, ты не пострадала, но лучше, чтобы врач тебя осмотрел. Тебя заберут в больницу, а мы позвоним твоей маме.

— Я позвоню, — кивнула женщина.

— Не надо, — взмолилась я и расплакалась.

— Ну, не плачь, не плачь. Видите, как она напугана.

— Я и сам до смерти перепугался, — признался водитель. — Они бросились прямо под колеса, сперва эта крошка, потом те три девицы. Я ничего не успел сделать. Хорошо, я заранее притормозил, подъезжая к остановке. Удар был совсем слабым, думаю, она потеряла сознание от страха.

— Я думал, она умерла. Лежала и не шевелилась, — проговорил Артур. Он протиснулся между женщиной и водителем и сжал худенькими пальцами мою ладонь. — Не плачь, Мэнди. Все уже позади, правда-правда.

Но я рыдала и рыдала, не в силах остановиться. Голова болела так, что я не могла даже ответить на его пожатие. Мне хотелось вскочить и убежать домой, но тут подъехала «скорая», Артура оттеснили, меня положили на носилки и увезли. Я пыталась успокоиться, ведь большие девочки не плачут. У меня даже не было платка; из носа текло, и добрая медсестра протянула мне салфетку. Она обняла меня, назвала цыпленком и сказала, что все будет хорошо. А потом закудахтала, как курица, чтобы развеселить меня.