Плоды вдохновения - [4]

и свободно живу без царя

в голове.

Зов эпохи крутой

почитая сигналом,

для бессмертья пишу между строк молоком,

потому что, квартиру считая централом,

каторжанским с женой

говорю языком.

Я и сам плоть от плоти фабричного люда,

зажимая в кармане

последний пятак,

каждый день атакую

буржуйские блюда

и шампанское гроблю, туды его так!

Мы себя не жалели.

И в юности пылкой

в семилетнюю школу ходили, как в бой.

Если надо,

сумеем поужинать

вилкой

и культурно

посуду убрать за собой.

Безвыходное творчество (Марк Соболь)

Всю душу разодрав на клочья

и каждый нерв растеребя,

я погибал сегодня ночью –

я перечитывал себя.

Марк Соболь. «Творчество»

Всю ночь я шевелил губами,

сучил ногами, пол дробя;

я мерзко выл, скрипел зубами, –

я перечитывал себя.

Я от стыда пылал, как спичка,

себя готов был разорвать.

Гори она огнем, привычка –

как заведенный, рифмовать!

Довольно, хватит! Слово чести,

я образ жизни изменю!

Да провалиться мне на месте,

когда хоть строчку сочиню!

Да будь я проклят, если сяду

опять за стол с пером в руке!

Чтоб выпить мне пол-литра яду,

чтоб утонуть мне в молоке!!

Глаза б вовеки не глядели

на этот ворох чепухи…

Но ежедневно, встав с постели,

я вновь сажусь писать стихи.

Романс без контрабаса (Владимир Соколов)

У меня совсем другое

Было на уме…

Владимир Соколов. «Романс»

Кто-то что-то пишет где-то.

В голове темно.

Есть сюжет иль нет сюжета –

Это все равно.

Может, это? Нет, не это.

Но ведь и не то.

Не зима. Но и не лето.

Надевай пальто.

Акварельная картинка.

Серебрится лес.

Тихо крутится пластинка.

Я в себя залез.

Хорошо в себе! Конфета

Тает на губе.

Я лежу. Читаю Фета,

Надоев себе.

Кто-то в душу влез без мыла,

Значит, я поэт.

У попа была кобыла,

Впрочем, тоже нет.

Я пошевелил ногою.

Кот чихнул во тьме.

…У меня совсем другое

Было на уме.

Ночной разговор (Владимир Туркин)

В изголовье уснувшего города

Только звезды, да Пушкин, да я…

Владимир Туркин

Город спит и во сне улыбается,

В небе звезды мерцают, маня.

Александр Сергеевич

Мается –

В изголовье сидит у меня.

Посидел, помолчал, пригорюнился,

Головою курчавой трясет…

– Что, брат, Пушкин? – в сердцах говорю ему.

– Ничего, – молвит, – так как-то все…

Скушно, сударь. Куда бы полезнее

Почитать.

Где же книжка твоя?

Так-то, брат. В изголовье поэзии

Только звезды, да Туркин, да я.

Жарко! (Игорь Шкляревский)

В столовой автопарка жарко!

Внизу шурует кочегарка.

В окне блестит электросварка.

А со стены глядит доярка.

Игорь Шкляревский

Сижу в столовой автопарка.

В столовой автопарка жарко.

От щей в желудке – кочегарка.

В глазах блестит электросварка.

Ко мне подходит санитарка.

А санитарку звать Тамарка.

Она по паспорту татарка.

А у нее в руках припарка.

А со стены глядит доярка.

Ее зовут, наверно, Ларка.

Есть у нее сестра – свинарка.

И муж – бухгалтер зоопарка.

На горизонте – друг Захарка.

С Захаркой друг его Макарка.

В зубах у первого цигарка.

А у того в кармане старка.

Сидим в столовой автопарка.

Там где-то жуткая запарка.

А нам ни холодно, ни жарко.

Нам хорошо! Эх, старка, старка…

Приключение в комиссионном магазине (Белла Ахмадулина)

Затормозил изящный лимузин,

в пути не сбившись с усложненной трассы,

и я, дитя сомнений и пластмассы,

вошла в комиссионный магазин.

Среди партикулярного старья

нашла колпак, которого алкала

душа моя. С изяществом бокала

у зеркала остановилась я.

Он выглядел как старый баклажан,

в нем было что-то от орды татарской,

от благовоний шашлыка по-карски,

карающих безумных горожан!

В углу рыдал гриппозный продавец…

– Вы говорите, шил колпак художник?

– Помилуйте! – А кто? – Да он сапожник,

он вертопрах и Каин, наконец!

Печальна сущность злых полугримас!

Изящен хор больных столпотворений!

Оплаканы сюрпризы повторений,

хрустально изнуряющие нас…

Я молвила: – Колпак упаковать!

Мне ненавистны нити канители,

заняться надо им на той неделе

и горестно переколпаковать.

С тех пор, томясь сознанием вины,

взывал во мне нездешний голос мрака.

Я, наконец, устала как собака

и продала колпак за полцены.

Баллада о Кларе (Николай Доризо)

Клара,

Девочка,

Вихрем влетает ко мне.

От смущения я

Прилипаю к стене.

– Понимаете, Коля,–

Она говорит, –

У меня, понимаете,

Сердце горит!

Полюбила я Карла,

А он – идиот.

Он позорной,

Неправильной жизнью живет!

Он женат на мещанке,

На глупой козе…

Понимаете,

Он на неверной стезе!

Он меня, представляете,

Выгнал взашей

И кораллы

Из розовых вынул ушей.

Помогите! –

Подумав, я дал ей совет:

– Украдите

У этого Карла кларнет!

О святая наивность,

Ты кредо мое.

О святая невинность,

Храните ее!

…Тут она засмеялась

Светло и земно

И на крыльях любви

Упорхнула в окно.

Я к окну подошел –

Хорошо на душе!

Я не зря

На десятом живу этаже.

Баллада о левом полузащитнике (Евгений Евтушенко)

Устав от болтовни

и безыдейности,

заняться я хочу

полезной деятельностью,

в работу окунувшийся

по щиколотку,

я в левые иду

полузащитники.

Что б ни болтали

шкурники и лодыри,

в команде нашей

стал я первым номером!

Я получаю мяч. Бегу.

Мне некогда,

тем более что пасовать мне некому,

а если бы и было –

на-кась, выкуси! –

я сам хочу

финты красиво выполнить.

И вот уже

защита проворонила,

и я уже возник перед воротами,

вопят трибуны –

мальчики и девочки, –

и мне вратарь

глазами знаки делает…

Я бью с размаху

в правый верхний угол,

бросок! Вратарь

летит на землю пугалом,

но где уж там…

Удар неотразимый,