Плод чужого воображения - [5]

– Одна царицей, другая принцессой, третья жрицей, как же, – хмыкает Доктор. – А землю кто копал да детишек рожал в грязи да в нищете? А ведь не напишут такого в ваших таблицах, всем цариц подавай.

– Когда пахал Адам и пряла Ева, где родословное тогда стояло древо?[1] – продекламировал Адвокат.

– Вот именно! – воскликнул Доктор.

– Вы такой пессимист, Доктор, – вздохнула Инесса. – Я, например, знаю, что всегда пела, иногда представляю себя на громадной арене вроде Колизея, в белом, люди сидят на трибунах, и мой голос, такой мощный, сильный, взлетает к небу! В Колизее потрясающая акустика.

– Я реалист, а не пессимист.

– Я тоже, – говорит Полковник. – Насчет души сомневаюсь, не видел, но согласен с классиками, что душа – это способность организованной материи мыслить. Распадается материя – исчезает способность мыслить. Только всего.

– Говорят, после смерти вес тела уменьшается на два или три грамма, ученые считают, это вес души, которая улетает, – говорит Любаша.

– Конечно, три грамма, как же – говорит Доктор. – Какие ученые?

– А всякие явления? – вступает моя Лариса.

– Какие явления?

– Ну… потусторонний мир или параллельный. Иногда человек, который умер, является тебе во сне, в непонятной одежде, говорит странные вещи. Откуда он явился? Или ты вдруг чувствуешь, что знаешь какого-то человека или место, хотя никогда раньше там не был и никогда его не встречал, это как?

Я хотел было сказать, что случается такое все больше с женским полом, но промолчал. Меньше надо присматриваться к незнакомым людям и читать женские журналы. И смотреть всякие страшилки и экстрасенсов по телевизору.

– А я вот читала в одной книжке, – говорит Любаша, – что днем мозг контролирует и фильтрует информацию, а ночью отдыхает, и вся информация из космоса поступает прямо в мозг, отсюда и непонятные сны. Наш мозг не может расшифровать эту информацию.

– Игра функций, предоставленных самим себе, – замечает Доктор.

– А еще люди иногда видят тех, кто умер, – громким шепотом говорит Любаша. – Не во сне, а наяву! Говорят с ними, то да се, прощаются, расходятся, а потом вдруг вспоминают: а ведь человек-то умер! Или еще не знают, что умер, а потом только узнают. Оглядываются, а того и след простыл! Вот только что был здесь – и вдруг нету. Я читала!

– Да что мы все о покойниках! – с досадой говорит Лариса. – Аж мороз по коже!

– Но ведь есть же что-то, – замечает Инесса. – Не может не быть! И ясновидящие есть, и пришельцы, и всякие явления… А взять предчувствия?

– Пришельцы из космоса? – уточняет Полковник.

– Нет, из другого мира! Потустороннего или параллельного. Доктор, неужели вы за всю вашу жизнь… Клиническая смерть, например? Что-нибудь необъяснимое и паранормальное? А?

Доктор отвечает не сразу. Думает.

– Как соотносятся пришельцы из другого мира и клиническая смерть? – говорит наконец.

– Я имела в виду, когда люди возвращаются после клинической смерти. Кто пережил, говорят, что видели ослепительный свет и туннель, как будто вход куда-то. В смысле, все видят одно и то же, это как?

– Не хочу вас разочаровывать, – говорит Доктор, – но это говорит лишь о том, что умирание отдельных участков мозга вызывает определенные видения. Физиология – и ничего более.

– Как прозаично, – отвечает Инесса. – И все-таки должно быть что-то, не может не быть! Так просто взять и исчезнуть… Не верю! Есть другой мир, есть лазейки, есть способы общения…

– Верю, не верю, – говорит Доктор. – Вера помогает жить, всем известно. Выжить. Завидую.

– Вы, мужчины, все циники, – говорит Инесса печально.

– Не все, – говорит Полковник. – Я, например, материалист.

Она глянула на него, но промолчала. Протянула руку, щелкнула кнопкой. Свет ударил по глазам. Лариса даже ойкнула. Певица снова щелкнула кнопкой, и свет погас. Молчание. Доктор вдруг сказал:

– Был, впрочем, один случай… – и замолчал.

Я почему-то подумал, что в темноте всегда легче вести разговор – мысль, что ли, лучше организуется и высказывается. Может, потому, что не видишь лиц, и люди тебя тоже не видят… Или темнота выталкивает из тебя даже то, о чем говорить не собирался, как будто за язык тянет. Не знаю, так мне вдруг показалось.

– Я знала! – воскликнула Инесса.

– Я был тогда молодым человеком, – начал Доктор неторопливо, – только со студенческой скамьи, самоуверенным, циничным, нахальным…

Глава 3 Рассказ Доктора

…Он замолчал. Мы тоже молчали, ждали рассказа Доктора. Он замечательный рассказчик. И тут вдруг стало светло как днем! Луна взошла.

– Мистика, – уронила негромко Инесса. – Включили специально для вас, Доктор. Итак, вы, – молодой, нахальный и циничный…

– Все верно. Нахальный и циничный, как и полагается молодому доктору. Распределили меня в районную больничку в некий старинный патриархальный и сонный городок, где время остановилось где-то в начале века и прогресс не слишком прижился. И нравы были под стать: слухи, сплетни, сование носа в дела ближнего. Но ко мне с уважением, здоровались издали и непременно спрашивали совета, прямо на улице, норовя показать, где болит, печет или колет. Через пару дней уже знали про меня все: холост, из города, невесты нет, женат не был, накинул взглядом на лаборантку Леночку. Какое там накинул! Проводил раз домой, и все дела. Хватило ума понять, что здесь нравы жесткие: проводил – женись! Леночка была милая девочка, но… – Доктор развел руками. – Милая, добрая, прекрасная хозяйка… а поговорить? После наших горячих студенческих диспутов обо всем на свете, после шумных застолий и буйного бытия в общаге, романов, драк и скандалов местная жизнь казалась мне пресной. А уж Леночка не шла ни в какое сравнение с бойкими городскими барышнями. Я демократ, есть и всегда был, чужд всякого снобизма, жалею людей и сочувствую им, но нос, конечно, драл: провинциалы, простота, известная наивность, даже, если угодно, известная тупость – куда им до нас, продвинутого молодого поколения! Тем более я был уверен, что пробуду здесь недолго. Молодость самонадеянна, чем и хороша. Все ясно, все понятно, а что непонятно, то вскрытие покажет. Это потом, с возрастом оказывается, что есть вещи, которые объяснить не получается. Хотя мне пришлось столкнуться с этими вещами гораздо раньше.