Плещут холодные волны. Роман - [40]
Павло, неся с шофером Крайнюка, подумал было, что Мишко ведет пленного. Он поспешил вслед за ним в надежде скорее пробраться на корабль. Тот, кто шел впереди Мишка, не оглядывался, не поднимал глаз.
- Полундра! А ну, пропустите! - гаркнул во всю мочь Мишко.
Толпа даже не шевельнулась. Стояла как стена.
- Горпищенко идет! - еще громче заорал Мишко, и врач Заброда узнал в понурой фигуре полковника, мельком заметив, как тот нервно покусывает усы.
Толпа качнулась, загудела, но не расступилась.
Тогда Мишко рванул с плеча автомат и полоснул длинной очередью над головами людей. Не высоко и не очень низко, а именно так, чтобы пули просвистели над ухом. Он ударил из автомата раз, второй. А потом и третий, снова громко закричав:
- Полундра! Раненый Горпищенко идет! Дай дорогу…
Толпа, расступаясь, образовала узкий проход для полковника.
Горпищенко глухо кашлянул, оглянулся, увидел Павла Заброду с носилками.
- Кто? - показал глазами на носилки.
- Крайнюк. Писатель Крайнюк, - быстро сказал Павло.
- Не уберегли… Как же так?
- Уберегли… Я сам делал операцию.
- Несите! - Горпищенко отошел в сторону, и Павло с шофером быстро побежали на палубу тральщика.
В толпе услыхали о Крайнюке, кое-кто даже узнал его, проход сразу стал немного шире. За носилками шел Горпищенко, насупленный и злой, держа на перевязи раненую руку. За ним спешил Мишко. Его кто-то дернул за рукав, и из толпы послышалось:
- А ты сейчас вернешься назад! Слышишь, адъютант? Ты не пойдешь в море, не то разнесем корабль в щепки!
- Ну и вернусь! - огрызнулся Мишко. - Не испугался. Полундра!
На палубе словно услышали эту перепалку, и командир тральщика известил в блестящий рупор:
- Беру двух последних. Полковника и этого на носилках. Все… Больше не могу…
Опустив носилки на палубу, Павло склонился к Крайнюку, глухо сказал:
- Счастливого плавания. Напишите моим, в Сухую Калину. Пусть мать знает, где я… Прощайте.
- Я заеду к матери. - В глазах Крайнюка блеснули слезы.
На мостике прозвучала команда:
- Трап убрать. Всем по местам! С якоря сниматься!
Горпищенко обхватил здоровой рукой Мишка и трижды крепко поцеловал, потом Павла и шофера:
- Спасибо за службу…
Все трое сбежали с корабля на каменный пирс и отошли подальше от взбудораженной толпы. Только запыхавшийся и разгоряченный Мишко вызывающе крикнул:
- Полундра! Кто там орал, чтобы я сошел? Вот я и сошел! Подходи, если хочешь, поговорим…
Но толпа молчала. На голос Мишка никто не отозвался.
Павло собрал раненых, усадил их в глубокой воронке, стал успокаивать. Он ничего не выдумывает, а говорит чистую правду:
- Вы же сами слышали, что сказал командир тральщика. Корабли не могут подойти к берегу днем. Они подойдут вечером. Надо ждать. Видите, все, кто здоров и Толпился только что у причала, побежали по приказу вон того офицера занимать оборону, чтобы враг не прорвался хотя бы к этой бухте. А ночью за нами придут корабли. У кого рана болит и давно не перевязана, я сейчас осмотрю и перевяжу. Незачем волноваться. Я все время буду с вами - полевой хирург из бригады Горпищенки.
Шум среди раненых стихал.
Тральщик медленно выходил в море. На его палубе сидел, поддерживаемый полковником, Крайнюк, внимательно всматриваясь в берег.
Он еще долго видел Павла Заброду, который стоял над глубокой воронкой от бомбы и все говорил, говорил раненым. Потом в море упал первый снаряд. За ним второй - немцы заметили тральщик. Третий снаряд угодил прямо в глубокую воронку, где сидели раненые и Павло Заброда… Крайнюк закрыл глаза и горестно застонал…
…Осиротело стояла машина с красными крестами на бортах. Фронт на Херсонесском мысу настолько сузился и приблизился к морю, что на машины теперь смотрели, как на что-то никому не нужное.
Остатки войск под командованием генерала Новикова заняли новую и последнюю линию обороны на древнем валу времен адмирала Нахимова.
Жестокий бой кипел до вечера, а когда стемнело, стал утихать. И тогда взрыв страшной силы потряс землю и горы. Это взлетела на воздух мощная тридцать пятая батарея с железобетонными капонирами, подземными механизмами и электростанцией. Рельсы, по которым подвозили к батарее тяжелые снаряды, зазвенев, свернулись кольцами на шпалах.
Ночью подошли несколько кораблей. Корабли в бухту не зашли, а стали на рейде. Матросы возили раненых на катерах и шлюпках. Едва успели забрать самых тяжелых.
Хотя и был получен приказ оставить Севастополь, остатки наших войск под командованием генерала Новикова вели бои и на второй и на третий день. Пробиться через Балаклаву в горы к партизанам было невозможно. У них оставался единственный выход - драться до последнего. И они дрались.
Мишко Бойчак на корабль снова не попал. Его ранило в ногу, когда тральщики были уже далеко в море. Он приполз к маяку и, собрав там людей, стал сколачивать плот. Мишко понимал, что корабли уже больше не придут и трагическая судьба тех, кто оборонял Херсонесский мыс, решена.
Плот вышел большой и крепкий - из шпал, лежащих на подъездных путях тридцать пятой батареи, скрепленных железными скобами. На него поставили кабину разбитого грузовика, кое-как пристроив на ней пулемет. Два парашюта должны были служить парусом, который и понесет этот необычный корабль в открытое море.
