Пленных не брать! - [75]

– Приведите арестованного, – буркнул Леплевский. – И ты пока выйди давай.

Последнее было сказано Зюкину. Когда они остались одни, начальник губотдела укоризненно заметил:

– Вы молодой еще человек, товарищ Воскобойников. В царской армии не служили, а я в третьем Кавказском пограничном полку три года... помню прекрасно, какие они сволочи, офицерье, что же нам с ними цацкаться? Понятное дело, этот ваш Большаков будет сейчас всё отрицать.

– Получается, его слово против слова Зюкина, – развел руками Воскобойников. – К тому же я, как комиссар, просто обязан...

– Вы, как комиссар, обязаны выполнять задания партии, товарищ Воскобойников! – повысил голос Леплевский. – А не защищать бывших офицеров, которые только и ждут, чтобы вонзить вам в спину нож!

– Я за свою спину спокоен, товарищ Леплевский, – сказал Воскобойников. – А партия... Партия мне не давала задания расстреливать всех налево и направо без суда и следствия. Сейчас не девятнадцатый год, товарищ Леплевский, настрелялись уже, хватит.

Некоторое время они молчали, пока не привели Большакова. Комроты держался уверенно, кивком поздоровался с Воскобойниковым, на Леплевского демонстративно не обратил внимания. Нахамкес, снова стукнувшись кобурой, уселся на стул, хмыкнул. Тихонько вернулся в свой угол Зюкин.

– Гражданин Большаков, что можете сказать по поводу свидетельства товарища Зюкина? – спросил Леплевский.

– Какого свидетельства?

– Товарищ Зюкин утверждает, что в феврале семнадцатого года вы, будучи штабс-капитаном царской армии, приговорили товарища Зюкина и еще двоих солдат к расстрелу. Помните такое?

– Разумеется, помню, – сказал Большаков. – Эти подонки изнасиловали девочку, дочку мельника. Жалко, сбежали.

– То есть...

– То есть, – перебил Леплевского Воскобойников, – товарищ Большаков поступил согласно законам военного времени, и поступил абсолютно правильно. Эй, Зюкин! Правду говорит Большаков?

– Врет, товарищ комиссар! Всё врет! – забормотал Зюкин, тиская в руках снятую фуражку. – Контра он, и всё тут!

– У меня нет оснований не доверять товарищу Большакову, которого я знаю лично уже достаточно давно, – твердо сказал Воскобойников. – Прошу его освободить, в противном случае я буду жаловаться товарищу Дзержинскому.

– Давайте не будем устраивать митинг, – поморщился Леплевский, словно и не он несколько минут назад кричал о заданиях партии и ножах в спину. – Товарищ Нахамкес, что можете сказать про вот этого Зюкина?

– Ничего не могу сказать, – растерялся Нахамкес. – Член партии, красноармеец...

– С какого года в партии большевиков?

– С этого самого, – сказал Зюкин. Выглядел он испуганным, видать, и сам был не рад, что затеял эту свистопляску.

– А товарищ Большаков, между прочим, с девятнадцатого, – тихо сказал Воскобойников. – Не в самое спокойное время вступил, на фронте. Знал, что будет, если он, бывший офицер, к белым в плен попадет. И всё равно вступил. А вы, товарищ Зюкин, чего ждали? Победы мировой революции? Так рановато еще...

Красноармеец сжался в своем углу, из приоткрытого рта по щеке стекала струйка слюны.

– Мы имеем слово проверенного в боях партийца, пусть и «из бывших», против слова какого-то шибздика, – продолжал Воскобойников. – Несерьезно, товарищи. Спектакль какой-то получается.

– Всё понятно, – сказал Леплевский, грозно нахмурившись. – Всё понятно, Нахамкес! Арестовать этого... Зюкина, а вы, товарищ Большаков, простите. Официально приношу вам извинения, как начальник губотдела. Освободить!

Зюкина, что-то суматошно бормотавшего, потащили прочь, а Большаков только попросил:

– Оружие верните.

– Нахамкес! Оружие товарищу вернуть, а с тобой я разберусь потом, – пообещал Леплевский. – И вы, товарищ Воскобойников, извините уж, что пришлось вот так вот...

Николая Витальевича Большакова, полковника, преподавателя академии Генерального штаба РККА, арестовали в начале октября тридцать седьмого, через несколько дней после ареста комдива Кучинского, начальника академии. В январе тридцать восьмого Военная коллегия приговорила Большакова к расстрелу.

Израиль Леплевский дослужился до начальника Особого отдела ГУГБ НКВД, затем стал народным комиссаром внутренних дел Украинской ССР, но пережил Большакова ненадолго – его расстреляли в июле тридцать восьмого.

И первого, и второго Большаков с той встречи в Подольске практически не видел – Большакова почти сразу направили в Москву на преподавательскую работу, с Леплевским пути не пересекались. А вот Нахамкес...

Воскобойников возвращался из Парка культуры имени Горького в гостиницу ЦДКА. Вечер был довольно прохладный для середины мая, но Воскобойников решил не ехать до гостиницы, а прогуляться пешком. В Москве он был по делам в Парткомиссии ПУРККА, собирался завтра с утра поехать домой, к месту службы, и не мог отказать себе пройтись по столице пусть даже не в самый приятный вечер.

В парке Воскобойников поужинал, выпил бутылку пива и совершенно никуда не торопился.

Наверное, именно поэтому оказались так злы ожидавшие его в гостинице сотрудники НКВД. У них тоже были планы на вечер, семьи, дела, и сидеть в вестибюле, ожидая, когда нагуляется приезжий политработник, им не хотелось. Но пришлось.