Пленники утопии. Советская Россия глазами американца - [2]

В 1922 г. в Москве обосновался корреспондент газеты «Christian Science Monitor» Уильям Генри Чемберлен, за 12 лет работы в СССР проделавший эволюцию от «розового» марксиста до ярого антикоммуниста. Аналогичный путь в те же самые годы прошел Луис Фишер, освещавший события в СССР для леволиберального еженедельника «Nation». Зато руководивший опять-таки в те же годы московским бюро «New York Times» англичанин Уолтер Дюранти писал о советских реалиях с неизменным восторгом. Его очерки, удостоенные в 1932 г. Пулитцеровской премии, возможно, повлияли на решение Франклина Рузвельта официально признать СССР.

За журналистами в Москву потянулись писатели, прежде всего левые. Американским «королем» советского книжного рынка двадцатых и начала тридцатых годов из здравствующих литераторов был Эптон Синклер, активно переписывавшийся с издательствами, писателями и критиками, но так и не приехавший посмотреть собственными глазами на «рождение нового мира» – в отличие от своего героя Ланни Бэдда. В 1927 г. Советский Союз в качестве почетного гостя посетил Теодор Драйзер, соперничавший с Синклером в популярности у советских издателей, а затем затмивший его. Пышный прием и большое путешествие по стране (всего 77 дней) за счет принимающей стороны понравились гостю, который, однако, не счел нужным скрывать негативные стороны увиденного: бюрократическую неразбериху, лень, хамство, бытовые неурядицы и отсутствие гигиены, что особенно травмировало избалованного комфортом визитера. Советская пропаганда могла стерпеть идейные разногласия и даже критику – представитель «старого мира» «заблуждался», «не разобрался», «не понял», – но не изображение культурной и бытовой отсталости «условий человеческого существования». Поэтому книга «Драйзер смотрит на Россию» (1928) на русском языке впервые появилась только через шестьдесят лет.

В том же 1928 г. в Советский Союз приехал Джон Дос Пассос, романами которого «Манхэттен», «1919» и «42-я параллель» в переводах Валентина Стенича зачитывались в тридцатые годы, пока они не попали под запрет из-за «неправильной» позиции автора. Во время гражданской войны в Испании Дос Пассос выступил против «методов ГПУ, применяемых коммунистами», и участвовал в «Комиссии по расследованию обвинений, предъявленных Льву Троцкому на московских процессах», более известной как «Комиссия Дьюи», по фамилии председателя – знаменитого философа и педагога Джона Дьюи. Такое не прощалось.

Это вступление необходимо для понимания контекста, в который предстоит поместить «советский опыт» американского писателя и журналиста Джорджа Сильвестра Вирека (18841962), «приключения мистера Вирека в стране большевиков», если перефразировать название знаменитой эксцентрической комедии Льва Кулешова «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» (1924). «Приключения» Вирека были как раз вполне обычными. Но кто вы, мистер Вирек?

2.

Джордж Сильвестр Вирек родился 31 декабря 1884 г. в Мюнхене и звался Георг Сильвестр Фирек: будущий американский писатель был этническим немцем. Глядя из дня сегодняшнего, кажется, что в самых обстоятельствах его рождения заложена будущая связь с Советской Россией и с революцией. Его отец Луи Фирек[5] был депутатом Рейхстага от Социал-демократической партии. С конца 1870-х гг. эта фамилия мелькает в переписке Маркса и Энгельса с соратниками, причем по конспиративным соображениям ее порой заменяет нарисованный четырехугольник (значение немецкого слова «Viereck»). Энгельс был шафером на свадьбе Луи Фирека и его двоюродной сестры Лауры Фирек в 1881 г. в Лондоне. Лаура родилась в США, куда ее отец Вильгельм Фирек – старший брат актрисы Эдвины Фирек, матери Луи, – эмигрировал в 1849 г. после поражения германской революции, в которой активно участвовал.

Среди социал-демократов Луи Фирек считался «умеренным», что позже привело к исключению из партии. Критикуя его политическую линию, Энгельс не раз отпускал в адрес Фирека ехидные замечания. «Этот человек хочет быть пай-мальчиком в глазах своего папаши. Но у папаши есть дела поважнее», – писал он Карлу Каутскому 6 сентября 1885 г. по поводу заявления Фирека, что император сделал бы для рабочих гораздо больше, если бы знал, как плохо они живут. «Фирек (в оригинале нарисован квадрат. – В. М.) неисправим, обращение его к папаше умилительно. Старик задаст ему трепку», – иронизировал Энгельс в письме к Герману Шлютеру две недели спустя[6]. Почему император Вильгельм I назван «папашей» депутата-социалиста? Потому что Луи Фирек, сын примадонны берлинской королевской сцены Эдвины Фирек, был внебрачным сыном будушего прусского короля (на момент его рождения – кронпринца) и первого кайзера Германской империи. Маркс 19 сентября 1879 г. в письме к Фридриху Зорге назвал его «внебрачным сыном германского императора»[7], как будто речь шла о чем-то обыденном. Говорить об этом открыто в Германии было невозможно, но иностранные журналисты отмечали у Луи «внешность Гогенцоллерна» и многозначительно писали, что «его происхождение окутано некоей тайной»[8].

Вот с такой причудливой наследственностью: с одной стороны, кайзер, с другой, Маркс и Энгельс, – Георг Сильвестр Фирек появился на свет. Собираясь в Москву 44 года спустя, он упомянул только вторую часть. Зато подружившийся с ним в начале двадцатых годов экс-император Вильгельм II называл его «мой кузен», а в 1956 г. принц Луи Фердинанд Прусский, тогдашний глава дома Гогенцоллернов, поднял в его честь тост «за