Пленники пылающей бездны - [4]

Валентин Макарович предпочитал находиться в обществе своего единственного безмолвного помощника — электронной счетно-решающей установки, которая одновременно служила ему и письменным столом. Аппарат четко и безошибочно выполнял самые сложные расчеты, не высказывая при этом никаких сомнений или несвоевременных замечаний.

Валентин Макарович жил в мире математических соотношений. Он много нового внес в общую теорию относительности и в квантовую механику. Но особую известность принесла ему так называемая теория «переохлаждения вещества».

Известно, что если какое-либо вещество подвергнуть сжатию, то по мере увеличения давления температура этого вещества должна увеличиваться.

— Только до известных пределов, — возражал Биронт. — Дальнейший рост давления вызовет обратный процесс: падение температуры. Почему? Очень просто. С одной стороны, давление заставляет атомы двигаться быстрее, и мы говорим, что тело становится горячее. Но, с другой стороны, давление сближает атомы, им становится все теснее. И наступит момент, когда молекулы, атомы, электроны; нейтроны будут остановлены. А что значит неподвижность частиц? Холод. Невероятно низкая, еще неизвестная науке температура.

— Позвольте, позвольте! — возмущались противники теории переохлаждения. — А во что же обратится энергия давления? До этого она обращалась в тепло, а у вас в холод, то есть в ничто? Исчезнет?

— Какая чепуха! — пожимал плечами Валентин Макарович. — Кто говорит об исчезновении энергии? Просто она примет новую, неизвестную нам форму.

Но какую именно форму — не могли ответить ни сам Биронт, ни его электронный помощник. Ученый только высказывал предположение, что произойдет распад материи, не похожий на обычный термоядерный взрыв.

— Где же в природе может существовать такой распад? — спрашивали его.

— В центре любой звезды, как бы она ни была раскалена на поверхности. И, возможно, в центре планет. В частности, в центре земли.

Проверить предположения Валентина Макаровича пока не представлялось возможности.

И вот однажды в квартире Биронта появился необычный гость — Ремизовский Аркадий Семенович. О знаменитом конструкторе подземоходов Биронт слышал, разумеется, очень много, но лично встречался с ним впервые. Если его удивил визит Ремизовского, то еще больше поразился он, когда выяснилась цель визита.

— Мне отправиться под землю?! — весело закричал Валентин Макарович. — Да вы что, с ума сошли, милейший? Я еще жить хочу.

— Жить и работать, — поправил его Аркадий Семенович. — Вы ученый.

— Да, конечно, ученый. Но я всего лишь теоретик.

— Теория остается пустым звуком, если ее невозможно подтвердить фактами, наблюдениями. Где вы намерены добыть все это?

— Пока не знаю.

— Есть единственный способ проверить вашу теорию переохлаждения.

— Какой? — насторожился Биронт.

— Приблизиться к ядру земли.

— Ого! И большую глубину погружения вы мне обещаете?

— Сорок километров.

Нет, этот рослый и медлительный человек с узким непроницаемым лицом определенно нравился Валентину Макаровичу. В полушутливом тоне главный конструктор выкладывал такие доводы, против которых у Биронта не находилось возражений. Было ясно, что у Ремизовского все заранее продумано, все предусмотрено.

— Вы так озабочены моей теорией переохлаждения, — Биронту хотелось устоять в этом словесном поединке. — Можно подумать, что вы и свой «ПВ-313» построили только для того, чтобы я смог на нем совершить прогулку.

Ответ последовал неожиданный:

— Да, Валентин Макарович, прежде всего без предварительного исследования больших глубин нечего мечтать об их покорении. Кто может сказать, какие внутриатомные процессы подкарауливают там путешественников? Я внимательно слежу за вашими теоретическими изысканиями. Именно они и смутили меня. Для конструкции подземохода далеко не безразлично, в какой температуре должны работать механизмы: при минус тысяча или при плюс десять тысяч. Поэтому ваша теория переохлаждения является пунктом номер один в программе испытаний «ПВ-313».

— Но что я смогу выяснить на глубине сорока километров?

— То, что происходит на глубине, скажем, ста километров.

— И только-то?

— На первый раз, Валентин Макарович. Потом со спокойной душой мы опустимся на всю сотню. Вы же «заглянете» уже на глубину двухсот километров. И так далее, пока не доберемся до центра земли.

— Ах, вот оно что! Осторожный же вы человек. Но неужели я оказался самой подходящей кандидатурой?

— Назовите мне другого человека, который так же верит в реальность переохлаждения, как верите в нее вы, Валентин Макарович.

Ремизовскому удалось-таки вытянуть из Биронта согласие. Искушение оказалось слишком велико.

Но едва за Валентином Макаровичем захлопнулся люк подземохода и машина тронулась в путь, он уже раскаялся в своем опрометчивом поступке.

Оторванный от привычной обстановки, он тщетно пытался сосредоточиться на показаниях приборов. Ученый то прислушивался к работе электробура и двигателя, холодея при мысли, что тот или другой откажут и подземоход не сможет выбраться обратно на поверхность, то поглядывал на глухие стены — они казались ему ненадежными. Не раздавит ли их внезапным обвалом?