Пленники паука - [50]

Ворота за ними закрылись, и воцарилась прежняя тишина. Привлеченный шумом, из дома вышел Брун, чтобы посмотреть, в чем дело, а заодно и проверить посты. Киммериец как раз стоял между загонами, глядя то вправо, то влево, когда сотник подошел к нему сзади. От крайнего изумления Брун замер, ошарашенно глядя то на гусей, то на козлов, то на Конана.

Тот довольно ухмыльнулся:

— Вот, решил скотиной обзавестись.

В это время к углу загона, рядом с которым остановился северянин, подошел один из козлов и требовательно посмотрел на варвара. И тотчас в другом загоне, расположенном рядом, к примыкавшему углу вперевалку подобрался огромный гусь с белой грудью и черными крыльями.

«Ага,— подумал киммериец,— похоже, это и есть Рогчар и Клинго». Он вспомнил совет зуагира поскорее поладить с вожаками и, перегнувшись через перегородку, наклонился к Клинго

Похоже, главарь гусиной банды понял человека как-то не так, потому что мгновенно попытался ущипнуть Конана за нос, но северянин не зря был варваром. Молниеносно отпрянув, он схватил своего противника за длинную шею. Не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы показать серьезность своих намерений.

Захрипев, обладатель черных крыльев звонко щелкнул клювом и скосил на Конана черную бусинку глаза. Внутреннее чутье шепнуло забияке, что в этой драке ему не победить, а богатый опыт подсказал, что превосходящего тебя силой врага нужно превратить в друга, и выгода окажется неоспоримой.

Конан наклонился к нему:

— Еще раз покажешь мне свой нрав, задавлю.

Брун пьяно хмыкнул:

— Что он может понимать? — Сотник пожал плечами.— Для жаркого он, пожалуй, сгодится, а больше…

Конан разжал кулак, и Клинго встряхнулся всем телом, поправляя примятые перья, а затем, ткнул Конана клювом в протянутую ладонь. На этот раз вполне дружелюбно.

Киммериец ехидно глянул на сотника:

— А ты говоришь — тупая тварь.

Он зачерпнул пригоршню головастиков из большой бочки и протянул ее гусю. Тот не заставил себя уговаривать, а когда угощение кончилось, потрепал Конана клювом за большой палец, то ли требуя продолжения, то ли благодаря.

Брун покачал головой и вернулся в дом. Ему хотелось остаться с молодым северянином, поболтать с ним, но он опасался гнева Тефилуса, к тому же именно сегодня его отчего-то клонило в сон сильнее обычного.

Конан посмотрел ему вслед. Удостоверившись, что сотник ушел, он повернулся ко второму загону и тут же встретился взглядом с огромным пестрым козлищем.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и Конан невольно поразился мощи животного. Приземистый, необычайно широкогрудый, он больше походил на небольшого, обросшего шерстью бычка. Он посмотрел на молодого варвара тяжелым взглядом и коротко пробасил: «Бы!»

Это было нечто среднее между козлиным блеянием и бычьим мычанием. Это был Рогчар.

— Ну что, будем знакомиться?

Он открыл дверцу загона и выпустил животное. Как это ни странно, но Рогчар оказался настроен гораздо миролюбивее Клинго. Даже не попытавшись оспаривать главенство человека, он миролюбиво ткнулся мокрым носом в ладонь Конана, но вдруг замер и начал шумно принюхиваться, понемногу передвигаясь поближе к бочонкам с пуантенским. Однако к желанному запаху потихоньку примешивался аромат тины и лягушатины. Тогда он громко фыркал, изгоняя его из ноздрей, пока не понял, что искомый запах исходит из десятка относительно небольших емкостей, а гадость из одной огромной.

— Клянусь Кромом, я понял тебя, приятель! — Конан усмехнулся.— Похоже, наши вкусы сходятся.

Он вытащил затычку одного из бочонков и принюхался — аромат стал оглушающим. Собратья Рогчара заволновались. Конан усмехнулся, вытянул наружу одну из поилок и плеснул в нее изрядную порцию багряной жидкости.

Рогчар, словно собираясь с силами, возбужденно вдохнул в себя побольше воздуха и припал к пьянящей влаге.

— Ты с ума сошел, варвар!

Быть может, Тефилус и вышел, чтобы дружески поболтать с Конаном, перед которым после сегодняшнего печального происшествия с Лисенком чувствовал вину, но лишь увидел очередную безрассудную выходку киммерийца, как всегдашняя злость вспыхнула в нем. И все-таки он сдержался. Похоже, последние два дня, когда его одергивали чаще, чем за предыдущие двадцать лет, невольно приучили его держать себя в руках.

— Ведь они не люди! Что ты делаешь с несчастными козлами?

— Иди! Занимайся своими!

Конан махнул рукой в сторону дома и припал к кубку, который только что наполнил из того же бочонка — вино оказалось превосходным.

Клинго заволновался в своем загоне — старый приятель явно обошел его. Конан не заметил вовремя тревожных признаков, и, когда наклонился и голова его оказалась в пределах досягаемости, длинная гусиная шея просунулась сквозь щель в стене загона, черный клюв открылся, и в ухо Конана ворвался поток отборной гусиной брани.

Что именно хотел сказать Клинго, варвар разобрать не успел. Ему показалось, что мозг и его выдрали из головы, встряхнули, как хозяйки встряхивают отжатое белье, и сунули обратно. Когда к нему вернулась способность соображать, он увидел наглую гусиную морду и черные бусинки, ехидно глядевшие ему в глаза. Белоперые выродки в загоне одобрительно загоготали, как видно, целиком и полностью одобряя действия своего главаря.