Пленники небес - [67]

Последовавшие два часа я проторчал в своем кабинете, зарывшись в бумаги, однако так и не смог сосредоточиться на бланках и формах. Никогда не любил заниматься подобными вещами: во-первых, они не имеют никакого отношения к настоящей работе — пусть ими занимаются те, кто жаждет повышения, или прирожденные канцелярские крысы. К тому же, как и многие люди, достигшие среднего возраста, я понял, что кража времени — куда более серьезное преступление, чем кража денег или имущества.

Я допил кофе и уставился в окно на залитые солнцем деревья. Позвонил домой узнать, как Алафэр, потом Батисту, на лодочную станцию. Сходил в туалет — просто чтоб отвлечься. Однако мне пришлось вернуться к письменному столу: показатель раскрываемости, почасовой отчет о произведенных действиях — при том что большинство из задержанных выпущено под залог и, скорее всего, вряд ли чье-либо дело дойдет до суда. Кончилось тем, что я открыл самый большой ящик своего письменного стола и сунул туда все бумаги. Задвинув ящик носком ботинка, сменился со службы и прикатил домой как раз вовремя, чтобы увидеть отъезжающее такси и Робин Гэддис, стоящую с чемоданом на крыльце.

На ней были кожаные лакированные туфли, «ливайсы» и свободная блузка с нежным, точно нарисованным акварелью, розово-серым рисунком. Я притормозил, выскочил из грузовичка и пошел ей навстречу; под моими ногами хрустели сухие листья. Она улыбнулась мне и закурила сигарету. Попыталась принять непринужденный вид, однако глаза ее блестели, а на лице застыло беспокойство.

— Ничего себе, да ты и в самом деле живешь среди пеликанов и аллигаторов. А всякие там нутрии и змеи по ночам в дом не залазят?

— Как ты, Робин?

— Подожди. Дай мне окончательно убедиться, что я на твердой земле. Понимаешь, я прилетела рейсом одной из этих чокнутых компаний, на роже пилота красовалась трехдневная щетина, вдобавок от него перло чесноком. Мы так лихо ныряли в воздушные ямы, что двигатели замирали, в колонках играло мамбо, а от самолета, наверное, на мили тянуло коноплей.

Я взял ее за руку, и вдруг мне самому стало неловко. Я легонько приобнял ее за плечи и поцеловал в щеку. Волосы у нее были теплые, сзади на шее выступили капельки пота. Она прижалась ко мне животом, и я почувствовал, как у меня напряглись мышцы в паху.

— Сегодня, по-моему, ты не намерен сжимать меня в медвежьих тисках, — сказала она. — И это здорово, Седой. Ничего страшного. У меня все ништяк. Не надо ничего говорить. Мамочка и так все знает. Ей просто до смерти захотелось купить тридцатидевятидолларовый билет на самолет авиакомпании «Камикадзе Эрлайнс».

— Что произошло в Ки-Уэст?

— Я решила сменить место работы. На новом не получилось.

— Расскажи подробнее.

Она отвернулась от меня и уставилась в окно на ореховые деревья.

— Просто в один прекрасный день мне до чертиков надоело разносить кукурузные оладьи. Тут я познакомилась с парнем, который держит диско-бар на другом конце острова. Вроде бы классное местечко, щедрые чаевые и тому подобное. Так оно и было. Правда, одно «но» — угадай, какое? Выяснилось, что заведение облюбовали педики. Так этот парень и старший бармен придумали очень умную аферу. Приезжает, значит, такой кадр — не закоренелый, а такой, у кого и семья, и дети есть. Ладно, напивается, значит, до чертиков и давай лапать какого-нибудь смазливого мальчика, — а они, пользуясь его кредиткой, заказывали полдюжины ящиков шампанского и даже подпись его подделывали. Ну и когда месяц спустя мужику приходил счет, он ничего не мог поделать — либо ни черта не помнил, либо стыдно было признаться, что он посещает подобные места.

Ну и в один прекрасный день, сразу после закрытия, я возьми и скажи этим ребятам, что я о них думаю. Ну, хозяин сидит себе на стуле и с этакой мерзкой улыбочкой начинает гладить мои бедра. И смотрит мне прямо в глаза — знает, сволочь, что у мамочки нет ни денег, ни друзей, ей некуда пойти. Правда, в этот момент у меня в руках была чашечка горячего кофе — и я плеснула ее прямо ему на причиндалы.

Слышала, что на следующий день он ходил так, будто ему причинное место мышеловкой защемило. Но, — она цокнула языком и тряхнула головой, — у меня с собой всего лишь сто двадцать баксов и даже пособия по безработице мне не положено — эти скоты сообщили в центр занятости, что я была уволена за то, что не пробивала чеки и таким образом прикарманивала деньги. Вот так-то, Седой.

Я потрепал ее по шейке и взял чемодан.

— Дом у нас большой. Днем бывает жарковато, зато ночью прохладно. Думаю, тебе понравится, — сказал я, жестом хозяина распахнув перед ней дверь. — Кстати, мне требуется помощник на лодочной станции.

— Типа... продавать червяков и тому подобное?

— Ага.

— Брр. Червяки. Терпеть не могу.

— Со мной живет маленькая девочка и ее няня, но одна из комнат пустует. Я поставлю туда раскладушку и принесу вентилятор, можешь там спать.

— Ого.

— Сам я сплю на диванчике в гостиной.

— А-а, понятно.

— Бессонница, знаешь ли. Ну и вообще. Иногда я допоздна смотрю телевизор.

Я заметил, что она уставилась на замок, висящий на двери нашей с Энни спальни.

— Здорово у тебя. Ты и правда здесь вырос?