Пленник мечты - [8]

— Клянусь всем святым, что у меня есть, что не причиню вреда моему сыну.

Лесли отвела своего все еще растерянного сына в сторону. Никейл позволил ей это, не имело значения, что она скажет ему сейчас. Они уедут, и пройдет немало дней, прежде чем она узнает, что мальчик не в Галлхиеле, но он будет вне досягаемости для нее.

Гавин чувствовал, как земля буквально закачалась у него под ногами, как рушился мир вокруг него. Его заставляли покинуть то, что было ему привычно и знакомо, и отправиться с человеком, который отверг его, с человеком, который, как утверждала его мать, поклялся убить их всех. Сейчас этот мужчина связал себя клятвой, дав обещание, что никогда не причинит никакого вреда Гавину. Что же это за человек, который так легко может давать обещания? И почему его мать, которая никому не доверяла, поверила этому мужчине?

Гавину не к кому было больше обратиться, и он остро почувствовал утрату. Только мать наставляла и руководила им, и он не знал, как заставить ее отказаться от своего решения. Он искал огонек сумасшествия, который иногда вспыхивал в ее глазах, почти надеясь отыскать его, зная, что можно было не обращать внимания на слова, которые она произносила в такие моменты, но только не в этот раз. Ее глаза были ясными, а взгляд — тяжелым.

— Ты пойдешь с ним, Гавин. — Она предотвратила его протесты, подняв руку. — Иди с ним. Из Галлхиела, изнутри этого замка, ты сможешь помочь мне сокрушить Лаоклейна Макамлейда. Я не смогу сделать этого одна, сын. Слишком долго они одерживали верх надо мной. Не подведи меня сейчас.

Гавин медленно, с заметным усилием расправил плечи:

— Я не подведу тебя, мама. Клянусь в этом. Галлхиел будет нашим.

Напряженное выражение лица Лесли немного расслабилось, но не смягчилось.

— Ты послушный сын. Когда наступит полнолуние, я буду ждать за воротами Галлхиела. Я буду ждать каждую ночь, пока ты не сможешь прийти. Тогда мы будем определять судьбу Галлхиела и всех, кто там живет!

Гавин повернулся к Никейлу и посмотрел ему прямо в лицо. Он не пытался скрыть свою ненависть, но голос оставался ровным.

— Я пойду с тобой.

Никейл ждал, но Гавин сказал все, что хотел. Тогда Никейл добавил:

— Собери свои вещи.

— У меня ничего нет.

— А одежда? Оружие?

— У меня ничего нет, — спокойно повторил Гавин. Его кинжал висел у него на боку, и это все, что было ему нужно. Он не собирался брать с собой палаш своего деда или его топор, особенно когда понял, что все это могут у него отнять в замке его врагов. Ведь он будет просто ребенком среди мужчин. А что касается одежды, то в Галлхиеле смогут предоставить ему ее. Он не будет брать ничего из своих лохмотьев.

Он почувствовал ка себе взгляд своей матери и знал, что она гордилась им. Не так легко было вызвать у нее чувство гордости, и он был рад.

Когда человек, который был его отцом, повернулся и покинул зал, Гавин последовал за ним, даже не бросив прощального взгляда на свою мать. Она не приветствовала никаких проявлений слабости, даже если это было выражение любви к ней.

Впервые за свою небольшую жизнь Гавин осознал нищету, которая окружала его. Из стен широкого двора торчали осыпающиеся камни. Он посмотрел на это убожество глазами своего отца, и ему стало стыдно.

— Готов? — Никейл смотрел на него, пытаясь угадать его настроение.

— Да. — Гавин взял поводья, которые протянул ему Никейл, и вскочил в седло. — Я готов.

Они не спеша покинули замок и направили своих коней к горной тропинке, которую окружали остроконечные пики и отвесные горные склоны вплоть до самой долины, где расположился Галлхиел. День только начинался, с расположенного внизу озера поднимался туман, окутывавший их по мере того, как они спускались вниз.

Лесли стояла на высокой каменной стене и издалека наблюдала за ними. Ее сын ни разу не оглянулся.

***

Гавин и Никейл уже ехали по долине Галлхиел, когда Гавин внезапно понял, что они едут не в замок. Он резко остановил свою лошадь.

— Эта тропинка не ведет к Галлхиелу.

— Не ведет, — признал Никейл.

— Ты солгал! — Гавин почувствовал ярость из-за предательства, ярость на своего отца и на самого себя, потому что поверил ему, хоть и не полностью.

— Эта ложь спасла жизнь твоей матери, иначе мне пришлось бы убить ее, чтобы забрать тебя. — Голос Никейла был ровным; в нем не чувствовалось ни сочувствия, ни сожаления.

Холодок пробежал у Гавина по спине.

— Неужели ты правда убил бы ее?

— Я сделал бы все что угодно, чтобы забрать тебя из Аирдсгайнна.

— Зачем? — В одном слове выразилась вся боль его заброшенного существования в течение четырнадцати лет.

Крепко удерживая на месте лошадь, Никейл долго и внимательно изучал Гавина. Смотреть на сына было все равно что смотреть на самого себя, молодого, до того как время и трудная жизнь изменили его, огрубили его лицо. Почему он хотел забрать Гавина из Аирдсгайнна? Он и сам толком не знал. Как он мог объяснить?

— Много лет назад я совершил ошибку. Я взял твою мать к себе в постель. На следующее утро она исчезла из Галлхиела и я ничего не знал о ней до того самого дня, когда родился ты. Она прислала в Галлхиел посыльного передать мне, что у меня родился сын. Я не поверил, что ты мой сын.