Пленница - [29]

Тила не вскрикнула, не позволила себе проронить ни звука. Джеймс и сам замер, недоумевая, почему раньше предполагал, что у нее уже кто-то был до него. При этой мысли он вздрогнул, но уже не смог отступить: эмоции слишком захлестнули его. Злость вдруг вскипела в нем. Джеймс злился на нее за то, что она приблизилась к нему, как мотылек к огню. На самого себя за то, что так безоглядно пленился ею.

Но сильнее эмоций была бушевавшая в нем безудержная страсть. Он заставил себя прекратить движения, чтобы дать ее телу привыкнуть к нему. Приподнявшись на руках, Джеймс посмотрел в лицо девушки, но ее глаза оставались закрытыми. Только жилка, бившаяся на шее, и испарина на лбу убедили его, что бледная неподвижная девушка жива. Он хотел что-то сказать, но, не найдя подходящих слов, стиснул зубы, сквозь которые прорвался хриплый звук отчаяния. И тут он проник в нее еще глубже.

Тила прильнула к нему, разгоряченная, нежная… Джеймс хотел двигаться медленно, обольщая ее… но вместо этого сам оказался соблазненным, и вновь безудержное желание захлестнуло его. Гладя ягодицы девушки, крепко держа ее, он проникал все глубже и глубже, наконец заполнил ее всю и вскрикнул. Забылась война, забылись белые и краснокожие. Мир словно раскололся от яркой вспышки, когда волна наслаждения, сотрясавшая Джеймса, захлестнула и ее. Крепко держа Типу, он вновь и вновь проникал в нее.

Потом Джеймс откинулся на подушки рядом с ней. Сердце его стучало, как молот, тело покрылось испариной, дыхание прерывалось. Он быстро повернулся, желая взглянуть на нее. Она так и не вымолвила ни единого слова. И ни разу не взглянула на него. Отвернувшись, девушка свернулась клубочком. Разметавшиеся волосы закрыли ее лицо. Он не знал, что чувствует Тила.

Теперь, удовлетворив желание, Джеймс снова начал упрекать себя. Глупец! Нет! Приподнявшись на локте, Джеймс вновь скользнул взглядом по изящному изгибу ее тела, по густым волосам, покрывшим их обоих блестящими волнами. Он скоро захочет ее. Потом снова и снова. Эта девушка задела что-то очень сокровенное в нем. Она подобна наркотику, который нельзя безнаказанно отведать.

Что с ним такое, черт побери? Джеймс чуть не застонал. В самый разгар войны он овладел белой женщиной! Дочерью Майкла Уоррена. Ничего хорошего это не сулит.

— Тила…

— Пожалуйста, не нужно, — отрезала она, не оборачиваясь.

— Что не нужно?

— Извиняться.

— Извиняться! — Джеймс, погрузив пальцы в волосы девушки, заставил ее повернуться. — Я и не собирался извиняться. — Он заглянул в самую глубину ее глаз. Тила не проронила ни слова. Может, он и хотел попросить у нее прощения, но, конечно, теперь уже не станет. — Мне надо знать, какого черта вы делали в моей комнате.

Она попыталась освободить свои волосы, но не смогла.

— Вы делаете мне больно.

— Тогда не дергайтесь.

— Вы получили то, что хотели…

— Неужели? По-моему, это получили вы. Может, вы сделали это назло отцу? Уж не хотите ли вы, чтобы он поклялся убить меня? Теперь у него будет еще одна причина утверждать, что все индейцы — варвары и животные, а потому заслуживают смерти!

— Какое отношение имеет к этому Майкл Уоррен?! — Тила снова дернула головой, чтобы освободиться. На глаза ее навернулись слезы, и она внезапно ударила Джеймса кулаком.

Однако он и не думал отпускать ее.

— Вы скажете мне, — бросил Джеймс, потянув ее за волосы.

— Вы намерены скальпировать меня, выдергивая прядь за прядью?

— Если придется.

— Отпустите сейчас же, или я закричу.

— Если полагаете, что брат повесит меня за это, то ошибаетесь.

— Я хочу одного: чтобы вы оставили меня в покое. — Поздно, мисс Уоррен. Слишком поздно.

— Напротив, самое время. Встаньте и покиньте комнату. Он покачал головой:

— Я же сказал вам, что остаюсь на ночь.

— У вас есть своя комната. Это же дом вашего брата, помните?

— Но мне удобнее здесь. — Здесь вам не рады.

— Семинолы постоянно слышат это. Мы научились не обращать внимания на такие слова и не сдавать позиций. — Джеймс чуть ослабил хватку, но не выпустил ее волос. Тила лежала лицом к нему. Если бы она и попыталась отвернуться, Джеймс не позволил бы. Он легко коснулся ее щеки. — Тогда почему?

— Что «почему»?

— Почему вы не сопротивлялись, почему не остановили меня?

— А почему пришли вы? — спросила она, уклоняясь от ответа.

— Да это же очевидно. Дикарь в погоне за дочерью белого человека.

— Вы говорите с сарказмом и горечью.

— Разве?

— И вызывающе.

— Тогда прошу прощения. Я постараюсь вести себя не столь вызывающе, когда в следующий раз увижу деревню, уничтоженную вашими людьми, или детей на болоте, босых и в лохмотьях.

— Вы тоже убивали белых женщин и детей.

— Никогда.

— Ваши люди убивали. Этого он не мог отрицать. Они долго молчали.

— Так почему же? — наконец спросил Джеймс, внезапно обрадовавшись тому, что он с ней. Безумная страсть утолена. Рядом с ним неподвижно лежит девушка. Он радовался лунному свету, падавшему на ее обнаженное тело, возможности смотреть на Тилу. Ему хотелось вновь обнять ее. Только обнять. Вдохнуть чистый, женственный аромат волос. Почувствовать ее тепло. Хотя они лежали рядом, Джеймс даже не касался ее. Но, залюбовавшись Тилой, вновь почувствовал возбуждение. Ее грудь, бедра, грациозные линии тела соблазняли его.