Пленница - [21]

— Она ничуть не похожа на него. Ничуть не похожа…

— Каким образом ты убедился в этом во время столь непродолжительного знакомства?

Мягко улыбаясь, Джон покачал головой:

— Я говорил с ней.

— Ну, тогда конечно! — саркастически обронил Джеймс, но Джон не заметил насмешки.

— Она так всем интересуется. И тобой тоже.

— Что?!

— Ты заинтриговал ее.

— Чем же?

— Ну, знаешь, твое прошлое, воспитание… Вот что я имею в виду. Она не из тех глупых женщин, которые считают, что индейцы всего на одну ступень выше диких животных. Прости, Джеймс, но кое-кто из них действительно так думает…

— Я прекрасно знаю это. Продолжай.

— Ее интересуют жизнь, разнообразие языков.

— Хм, если ей повезет, она не слишком много узнает об этом.

— Ты сегодня мрачно настроен, Джеймс Маккензи.

— Соответственно своей жизни.

— Друг мой, научись ценить краткие мгновения мира и покоя.

Джеймс слегка смутился. Да, он слишком мрачен. Отчасти из-за раздражения, отчасти из зависти. К этим чувствам примешивались ненависть к Майклу Уоррену и желание, пробужденное в нем его падчерицей. Джеймс убеждал себя, что девушка и Харрингтон очень подойдут друг другу, поэтому он должен радоваться за друга.

Но при этом вспоминал лишь о том, какое испытал возбуждение, увидев Типу. И оно не покинуло его, а, напротив, усиливалось.

«Она совсем не то, что мне нужно, и не может стать спутницей моей жизни», — твердо сказал себе Джеймс. Он пытался рассуждать трезво, не забывая о том, что Харрингтон — прекрасный человек и хороший друг. Пусть и несколько восторженный сейчас.

Джеймс кивнул:

— Может, ты и прав, и мне действительно следует научиться ценить тишину и мир, пока это возможно.

Тут он заметил в дверях Тару и понял, что она разыскивает их.

— А, вот вы где! Что вы тут делаете?

— Пытаемся положить конец войне, — ответил Джеймс. — По крайней мере между нами.

— Если бы речь шла о вас двоих, войны бы не было. Впрочем, в моем доме сегодня вообще нет войны. Пойдемте-ка в дом. Свечи на пироге Джаррета уже зажжены, и я хочу, чтобы он задул их все одним махом.

Переглянувшись, мужчины пожали плечами и последовали за Тарой.

Джеймс заставлял себя забыть о дочери Уоррена, но глаза его помимо воли искали ее. Он стоял поодаль, когда внесли торт и освободили для него место на столе. Тара поддразнивала Джаррета, гости, коих собралось около пятидесяти, поздравляли его. Джаррет задул все свечи сразу, и ему тут же сказали, что его место среди больших политиков в Таллахасси. Тут все рассмеялись, и вновь заиграла музыка.

Дживс, проворный чернокожий дворецкий, «истинный правитель Симаррона», как любя называл его Джаррет, подошел к Джеймсу с серебряным подносом, уставленным бокалами с шампанским.

— Джеймс Маккензи, что-то вы сегодня слишком серьезны, мой молодой друг. Джеймс взял бокал.

— Сегодня я слышу это Довольно часто.

— Наслаждайтесь этим вечером, ибо потом наступит завтра!

— А вот и вы заговорили мрачно, дружище.

Дживс улыбнулся, и белые зубы сверкнули на черном лице.

— Я просто сознаю, что наша жизнь тяжела, поэтому, сэр, и советую, насладиться моментом, ночью, волшебством, словом. Всем тем, чем можно, сэр.

Джеймс засмеялся, допил шампанское и поставил бокал на поднос.

— Если вас это порадует, друг мой, тогда я готов улыбаться весь вечер, от уха до уха.

Дживс протянул Джеймсу еще один бокал:

— Это поможет вам, сэр. Хотя шампанское и доставлено окольными путями, но оно из Франции.

— Французское — значит, отличное!

— Наслаждайтесь вечером, сэр, — повторил Дживс, чуть вздернув подбородок, и отошел от него.

Джеймс направился в зал, где гости кружились в танце под веселые звуки скрипки.

Он не искал ее, но увидел сразу. Джон Харрингтон, высокий и красивый, чуть скованный в военной форме, вальсировал с дочерью Уоррена в головокружительном темпе и смотрел на нее с обожанием. Она, казалось, не замечая этого, о чем-то оживленно беседовала с ним.

Музыка умолкла. Они были в дальнем конце зала, но Джеймс видел, как Джон, что-то сказав девушке, отошел — видимо, за шампанским или пуншем.

Тила осталась одна. Снова зазвучала музыка — теперь меланхолическая и чарующая.

Джеймс пересек зал, прежде чем успел понять, что делает, обнял Типу и закружил в танце, даже не попросив ее согласия на то.

Но она и не возразила. Лишь брови ее взметнулись, когда Тила посмотрела ему в глаза. Джеймс, держа ее за талию, двинулся сквозь толпу танцующих в просторный холл, а потом на веранду, освещенную луной. Здесь не танцевали, но музыка была хорошо слышна, и он продолжал кружить Тилу в танце.

— Значит, вы приехали в Симаррон, встретили жениха, и все за один день, мисс Уоррен? Она чуть нахмурилась:

— О чем вы?

— О моем друге лейтенанте Харрингтоне.

— Но лейтенант Харрингтон не… — Тила умолкла.

— Один из самых замечательных белых людей, — продолжил Джеймс.

— Лейтенант очарователен, но он не мой жених.

— Ошибаетесь. Видимо, майор Уоррен забыл сообщить вам об этом.

— Майор Уоррен не распоряжается моей жизнью.

— Он ваш опекун и отдает приказы.

— Я не его солдат и не подчиняюсь приказам.

— Разве?

— Как и приказам любого другого мужчины, — холодно сообщила она.

— Возможно, вас удивит это, но в нашей глуши, мисс Уоррен, порой лучше подчиняться приказам. Это безопаснее. Уверяю вас, здесь, среди рек, холмов и болот, куда надежнее быть женой Харрингтона, чем дочерью Уоррена.