Плененные любовью - [46]

Чингу подолгу не засыпал, прижимая к себе ее дивное, податливое тело, которое хотелось ласкать и ласкать без конца, и рассказывал ей о своем детстве. Аманда могла только дивиться тому, насколько разнится отношение к воспитанию детей у индейцев и у белых людей. Однако вместе с этим приходило понимание и уважение обычаев индейцев, которые ее муж почитал как святыню.

— Наш сын, Аманда, станет настоящим абнаки: твердым и бесстрашным. Он не будет бояться никаких бурь, невзгод и опасностей. Ему нипочем будут холод, жажда и зимняя стужа, и даже жестокие пытки не лишат его храбрости. Ему будет дарована победа и в схватке с хищниками в лесу, и в битве с другими племенами, чтобы он мог гордо ударить себя в грудь и крикнуть: «Я — человек!»

Аманда слушала его речи и вникала в индейское представление о мужестве, ни минуты не сомневаясь, что сам Чингу, безусловно, почитает провозглашенные им добродетели. Да, ей можно было гордиться таким отважным и честным мужем!

В одну из таких ночей Аманда долго любовалась склоненным над ней чудесным лицом своего любовника и супруга, а потом подняла руку и ласково провела кончиками пальцев по его лбу и щекам. Она гладила и гладила его лицо и губы, пока Чингу не застонал от этой нежной ласки и не прижал к себе Аманду в порыве проснувшейся страсти.

— Аманда, — шептал он, приникнув к ней всем телом и вздрагивая от возбуждения, — как ты мне дорога! Моя любовь к тебе растет с каждым днем, и я даже боюсь, как бы не сойти с ума! Чего ты хочешь? Я не смогу тебе отказать, потому что готов радоваться всему, что способно вызвать улыбку на твоем милом лице. Когда твое сердечко сжимается от страха, так же сжимается и мое сердце, и нет для меня большей радости, чем видеть тебя счастливой! Я не мыслю жизни без тебя. Моя душа так приросла к твоей, что, если ты покинешь меня, я перестану чувствовать себя человеком и не захочу больше жить.

Чингу осторожно отодвинулся и погладил ее живот, все еще остававшийся почти плоским, хотя ребенку у нее в утробе было уже около четырех месяцев.

— Аманда, рожденное тобой дитя навеки свяжет нас воедино. И через него ты сумеешь ощутить себя во мне, как я уже давно ощущаю себя в тебе.

— Но, Чингу, — слабо возразила Аманда, — я ведь давно стала твоей женой и считаю нас единым целым.

— Нет, Аманда. — Чингу ласково прижал пальцы к ее губам. — Твои чувства еще не столь глубоки, как мои, но я могу позволить себе быть терпеливым, когда ты рядом. Я буду всегда мечтать о том дне, когда обрету счастье, разделив с тобой чувство, но пока вполне доволен и тем, что имею, ведь по крайней мере твое тело уже откликается на мою любовь.

Аманда была слишком потрясена такой проницательностью и откровенным признанием в любви и лишь молча следила, как Чингу скользил взглядом от ее живота вниз, по длинным стройным ногам, до едва заметного маленького шрама на лодыжке. Сосредоточенно хмурясь, Чингу протянул руку и потрогал белесый крестик между следами от ядовитых зубов.

— Когда я впервые увидел тебя, он был совсем свежий, Аманда. Кем был тот, кто сумел удалить яд из твоего тела? Это был человек, которого ты звала женихом?

— Нет, Чингу, это был другой человек. Но разве это так важно? — Почему-то Аманде не хотелось в эту минуту вспоминать тот день в лесу, когда Адам спас ей жизнь.

Чингу напряженно прищурился, заметив, как потупилась Аманда, не желая отвечать. Однако вспышка острой ревности не позволила ему уступить:

— Аманда, я хочу знать, кому должен быть благодарен за спасение твоей жизни и почему на тебя напала змея.

Было ясно, что своими колебаниями она сделает только хуже, и Аманде ничего не оставалось, как начать рассказ.

— После того как был сдан форт Уильям Генри, я заблудилась в лесу и нечаянно наступила на змею. А тот человек, который нашел меня, сумел отсосать яд и лечил меня, пока я не смогла идти сама. Он привел меня в форт Эдуард.

— Кто этот человек, Аманда?

— Его зовут Адам Карстерс.

Лицо Чингу напряглось, хотя он хотел скрыть свои чувства.

— Это имя знакомо мне. Адама Карстерса хорошо знают многие белые. Французские солдаты всегда шутили над ним, потому что он всегда имел успех у женщин.

— Что бы о нем ни болтали, Чингу, он спас мне жизнь и относился ко мне заботливо и с уважением, пока я находилась под его опекой. И я буду благодарна ему до самой смерти.

При виде того, с каким убеждением Аманда говорит о благодарности другому мужчине, Чингу снова содрогнулся от ревности и поспешил скрыть лицо, наклонившись к маленькому шраму. Наконец ему удалось совладать с гневом настолько, чтобы решиться поднять голову. Влажный блеск его черных глаз удивил Аманду: неужели Чингу старается скрыть слезы? А он вдруг грубо схватил ее за плечи дрожащими руками. От избытка чувств его глубокий голос то и дело срывался на хрип:

— Я ужасно завидую тому человеку, потому что он, а не я высосал яд из твоего тела, и ощутил, какова на вкус твоя кровь, и сделал тебя навеки обязанной за спасение своей жизни, Аманда. Потому что ты должна принадлежать мне, только мне, и думать обо мне одном. Аманда, мне не знать покоя, пока ты помнишь о нем!