Племянник короля - [5]

Шрифт
Интервал

Не все Понятовские явились получать столь нелюбезно дарованный им венец. Не явился за ним маленький князь Юзеф – по той простой причине, что только еще делал первые шаги в материнском дворце графов Кинских в Вене. Не было в сейме и его отца, австрийского генерала, хотя в тот же вечер его видели на одном из балов в Варшаве. Вероятно, он хотел показать, что не нуждается в милости шляхетского сейма, поскольку ему милостью германского императора и без того был обеспечен титул «принца чешской короны».

Остальные принцы Речи Посполитой явились в полном составе. Между худым, бледным дядей – примасом и рослым полнокровным отцом – подкоморием – занял место десятилетний стройный мальчик с большими черными глазами и довольно крупным носом. На него в первую очередь были направлены издевательские, неприязненные взгляды шляхты. В кулуарах уже шептались, что только что коронованный Телок присмотрел себе в преемники именно этого Теленка.

В первой встрече с сеймом как будто таилось предвестие всех будущих поражений князя Станислава в сейме. Еще много раз будет он стоять в этой палате, бледный и напряженный, отделенный от бушующей шляхты пропастью взаимного отчуждения и неприязни. До последнего своего выступления…

Вступление в свет

Весной 1769 года из королевского замка в Варшаве к западной рогатке города двинулась небольшая процессия из дорожных экипажей и телег с багажом. Провожали ее король и вся королевская семья. Получив благословение и рекомендательные письма, окруженный целой толпой наставников и гувернеров, молодой принц Речи Посполитой отправлялся в свое первое заграничное путешествие, чтобы – как говаривали тогда пообтереться немного и набраться европейского лоска.

Князю Станиславу было тогда пятнадцать лет, и он уже носил звание гвардии полковника. Король, стремясь укрепить свою власть, намеревался как можно скорее сосредоточить в руках старшего племянника командование всеми коронными войсками. Мешал этому только один факт: племянник – несмотря на горячие уговоры дяди, подкрепленные молниеносным продвижением в чинах, не проявлял особой тяги к военной карьере. Обстоятельства, предшествовавшие первой поездке за границу, князь Станислав описывает позже в своих «Souvenirs» так: «В годы молодости мною часто владела чрезмерная живость. Король, видя, что меня не тянет к серьезной деятельности, решился послать меня в путешествие. Сперва я поехал к дяде князю Анджею Понятовскому, который командовал дивизией в Верхней Австрии».

Вероятно, король рассчитывал на то, что князь Анджей, отец князя Юзефа, единственный из четырех братьев Понятовских истинный военный по призванию, сумеет пробудить в упрямом племяннике солдатские наклонности. Но из записок князя с самого начала видно, что в Австрии его интересовали совсем иные дела и вопросы. «Я был поражен увиденным порядком, спокойным темпом жизни и общим преуспеянием жителей. Все это разительно отличалось от того, что я знал в Польше, где король еще боролся с анархией и вынужден был тратить столько усилий для ее преодоления и создания правопорядка».

В полевом лагере дяди Анджея, называемого на родине «австрияцким генералом», юный Станислав впервые сталкивается с «высшим светом» эпохи. Венский Понятовский как раз в это время делал карьеру. Благодаря браку с графиней Кинской он оказался связанным с кругами высшей чешско-австрийской аристократии и занял видное место при дворе. Он уже принадлежал к наиболее влиятельным генералам и личным друзьям молодого императора Иосифа II. Во время маневров австрийской армии князя Станислава представляют Иосифу II. Спустя немного благодаря императору он знакомится с прусским королем Фридрихом II. Лаконичные воспоминания князя не приводят ни подробностей, ни места, в котором происходила встреча германского императора с прусским королем. Но первая встреча двух будущих «делителей» Польши не могла пройти незамеченной польскими историками. Так что поищем дополнительных сведений в каком-нибудь из исторических трудов. Вот что пишет по этому поводу польский историк Моравский в работе «Источник раздела Польши: „Летом 1769 года отправилась из Вены ко двору Фридриха экспедиция, состоящая из императора и двух фельдмаршалов – Ласси и Лаудона… Эта новая… уже мирная силезская экспедиция направляется в Нису, где ожидал австрийцев Фридрих. Это соглашение двух немецких монархов отверзало могилу для Польши…“

Дата встречи и состав делегации полностью совпадают, поскольку «Souvenirs» также упоминают о присутствии фельдмаршалов Ласси и Лаудона. Так что все ясно. Молодой принц Речи Посполитой и его дядя, принц Речи Посполитой и Чешской Короны, поехали в свите императора именно на это роковое для Польши свидание в Силезской Нисе. Сколько же любопытного мог бы рассказать об этом историческом свидании этот очевидец! К сожалению, воспоминания князя Станислава имеют те же недостатки, что и большинство польских записок XVIII века. Они состоят почти исключительно из анекдотов и эпизодов. Опуская существенное, они воспроизводят мелочные внешние детали: кто как был одет, кто с кем сидел во время обеда, кто какой остротой блеснул. Но и из этой смеси можно выудить немало интересных подробностей.


Еще от автора Мариан Брандыс
Мария Валевская

В мировой истории много интересных судеб. Литература часто обращается к описанию жизни королей, великих полководцев и других сильных мира сего. Но не менее интересны и судьбы людей, окружавших их.В центре внимания видного польского писателя Мариана Брандыса художественная и вместе с тем строго документированная реконструкция внутреннего мира героя – любовницы и верного друга Наполеона Марии Валевской.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Адъютант Бонапарта

В мировой истории много интересных судеб. Литература часто обращается к описанию жизни королей, великих полководцев и других сильных мира сего. Но не менее интересны и судьбы людей, окружавших их.В центре внимания видного польского писателя Мариана Брандыса художественная и вместе с тем строго документированная реконструкция внутреннего мира героя – адъютанта Наполеона Бонапарта Юзефа Сулковского.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.