Племянник короля - [23]

Ехали по обычному маршруту всех направляющихся в Германию: через Блоне, Сохачев, Слупцы до Познани. Оттуда дорога вела уже прямо к силезской границе.

В Слупцах князь Станислав с большим интересом осматривает дом, в котором во время Северной войны несколько дней стоял первый покровитель рода Понятовских шведский король Карл XII. Шведский завоеватель был тогда в апогее своей воинской славы. Побежденный польский король Август II вынужден был выдать ему Иоганна Паткуля, ненавистного шведскому королю предводителя лифляндской ирреденты. В двух километрах от Слупцев Паткуля разодрали конями. Несколько последних ночей перед казнью несчастный лифляндец провел под одной крышей со своим царственным палачом, прикованный цепью к его руке. Для молодого Понятовского эта имевшая место восемьдесят лет назад мрачная история определенно носила трогательный привкус почти фамильного анекдота.

За неполных три дня путешественники добираются до Познани. От имени города королевского племянника встречает познанский помощник воеводы Юзеф Выбицкий. Будущий автор «Мазурки Домбровского», теперешнего гимна Польши, – старый знакомый князя. Познакомились они в Эдукационной комиссии, потом вместе боролись за кодекс Замойского и совместно составляли «план генерального оброка». На дело Тизенгауза они смотрят несколько по-разному, но это не портит их хороших отношений. Выбицкий предлагает гостям свои услуги в качестве проводника по Великопольше и Поморью. Местность эту он знает великолепно еще по тем временам, когда разъезжал там в качестве эмиссара Барской конфедерации.

Краткое пребывание в Познани проходит в занятиях. Князь обсуждает с Выбицким план поездки по Германии, встречается с офицерами местного гарнизона, с удовольствием выслушивает анекдоты о познанском воеводе князе Августе Сулковском, яром враге Понятовских, потом осматривает достопримечательности города.

Посещение собора дает нам возможность узнать о тогдашнем отношении к памятникам старины. Подробность эта наверняка заинтересует познанских историков искусства, поэтому я представляю слово самому князю. «В кафедральном соборе много надгробий, из коих самое интересное Болеслава Храброго, поставленное почти в середине собора. Но его недавно снесли, останки же короля, в небольшой гробик сложивши, немного выше перенесли. Теперь же сносят мрамор какого-то старого рыцаря и для короля переделывают».

Вечер князь Станислав посвящает культурным развлечениям. «Того же дня вечером был на комедии, что кончилась фейерверком и иллюминацией, только тот фейерверк чуть театр не спалил». Из последнего замечания видно, что вся поездка в Германию могла прискорбно кончиться еще до выезда из польской Познани.

Назавтра утром отправились в дальнейшую дорогу. Услужливый и всегда готовый предоставить любые сведения Выбицкий сопровождал князя почти до местечка Каргово на силезско-бранденбургской границе.

После пересечения границы «Журнал» начинает распухать от подробностей. Принц Речи Посполитой ведет себя в чужой стране как матерый заграничный репортер. Его интересует все. Скрупулезно записывает он разновидности почв и степень их «унавоженности», заработки земледельцев и жалованье учителей, количество и доходность предприятий. Из Франкфурта-на-Одере он наведывается в близлежащий Кунерсдорф, чтобы побывать на знаменитом поле сражения Семилетней войны. При этом он проявляет основательные познания и эрудицию в военном деле. Картина сражения, разыгравшегося двадцать пять лет назад, воспроизводится в «Журнале» с такой подробной обстоятельностью, как в штабной сводке. Потом он осматривает могилу немецкого поэта Эвальда Клейста, павшего в этой битве. Клейст был масоном, и «вольные каменщики» поставили ему пышное надгробие с надписью «Аu Militaire, Philosophe et Poete».[20] Воспроизводя для нас описание этого памятника, князь Станислав замечает с тонкой иронией, что «в этот день пало еще много столь же доблестных офицеров, но они не были ни франкмасонами, ни поэтами».

Путешествие из Франкфурта в Берлин длится невыносимо долго из-за плохих дорог. Педантичный глава экспедиции с раздражением записывает: «Начиная от силезской границы милю мы проезжали за час и три четверти с лишним».

В Берлине все общество останавливается в доме, прозываемом «L'Hotel de Russie», в пригороде Нейштадт. Князь Станислав не проявляет никаких признаков усталости от путешествия. «В тот день я нанес в Берлине до тридцати визитов, все ради знакомства с городом, и столько же кто-нибудь другой от моего имени нанесет».

Назавтра, 18 мая, глава чрезвычайной польской миссии генерал-лейтенант Понятовский начинает свой подробный и тщательный «большой репортаж».

Можно было ожидать, что приезжий из приниженной и слабой Польши, прибывший в столицу соседнего государства, с тем чтобы выпросить кредиты и таможенные послабления, окажется в Берлине в положении затурканного провинциала, что он будет поражен благосостоянием, всеобщей вышколенностью и динамикой небывалого подъема. Ничего подобного. Для польского магната тех времен прусская столица все еще является городом ограниченных нуворишей. Давно миновали времена, когда пятнадцатилетний князь, впервые покинув границы Польши, издавал восхищенные возгласы при виде каждой заграничной новинки. Теперь у него уже незаурядный опыт. Он уже знаком с Англией, Францией и Италией. Кроме того, он прибывает прямо от великолепного, искрящегося весельем варшавского двора, который это верно – живет не по средствам, но по блистательности фасада и интеллектуальному блеску может смело соперничать даже с Версалем. И не удивительно, что почти во всех берлинских наблюдениях князя Станислава слышится нотка превосходства и даже легкого презрения. Если уж говорить по-настоящему, так ничто ему в Берлине не нравится. Тяжелая и безвкусная архитектура. Королевский замок отделан уродливо и небрежно. Театральная жизнь ни к черту. Артисты жалкие. Двор скромный и невидный. Король, елико можно, дерет шкуру со своих подданных. Солдаты плохо держат равнение, проходя парадным шагом…