Племянник гипнотизера - [24]

– Все равно… знаем… Ой! Куда кидаешь на подоконник! Знаем… все знаем…

Наконец чемпиону надоело, он плюнул и, показав красному, потному донжуану огромный кулак, пошел спать.

… Состав оказался полупустым. Ехали в основном рыбаки, дачники, рабочие из третьей смены. Вагоны, видно, после жарких отпускных дней побывали в ремонте, и теперь сверкали яркой краской и едко пахли пластиком. Тяжелые громоздкие полки были выброшены, вместо них красовались откидные мягкие кресла, как в самолете.

Скифы расположились возле окон, завалив вещами противоположные сиденья. Очутившись в вагоне, Мотиков заволновался. Он то и дело развязывал рюкзак с общественными запасами питания, заглядывал в него и вздыхал.

– Колбасы… мало, – бормотал чемпион. – И сала всего два кило взяли… Саш, дай рубль, там «Частик в томате» продается…

– Хорош и без частика. Ты что, зимовать собрался? – оборвал Скиф. – Послезавтра дома будем.

– Зимовать… Тут и на один обед не хватит.

За окном, топоча, пробежал железнодорожник с флажками; забубнил что-то радиорепродуктор, где-то зашипело.

– Скорей, скорей, заходи, – кондуктор подтолкнул в вагон чемпиона, который висел на подножке, колеблясь, бежать ему за частиком или нет.

Поезд дернулся и пошел, набирая скорость, сначала в лабиринте составов, вагонов, платформ, тупиков с зелеными брустверами, потом замелькали домики пригородов, окруженные уже желтеющими садами, и вдруг вознеслось в небо и поплыло, поворачиваясь вслед за составом, гигантское обзорное колесо, похожее скорее на знамение свыше, чем на творение рук человеческих.

Вскоре город вместе с колесом, разрушенными церквами на холмах, тихой открытой речкой, над которой посреди луга нелепо выгнулся кошачьей спиной железнодорожный мост, семафорами, светофорами, букашками-автобусами внизу (так и хотелось посадить их на ладонь и спеть: «Божья коровка, полети на небко, там твои детки кушают конфетки»), шлейфом дыма, тянущимся от семи труб электростанции, похожей на крейсер «Аврора», растворился в дымке, и пошли леса, короткие платформы с названиями «Осиновка», «Земляничная»… По вагону гулял пропитанный запахами ранней осени ветерок, бегали солнечные зайчики. На коротких стоянках залезали старички с кошелками, врывалась шумливая ребятня с удочками. Скифы притихли, встав у окон. Уже давно каждому из них не выпадало вот такое лесное бегущее утро.

Первым стряхнул с себя колдовство Сашка Скиф.

– Тэк-с, – сказал он, вытаскивая из заднего кармана брюк сложенную вчетверо карту. – Хватит баклуши бить. Давайте решать, куда направим свои стопы!

– Как? – удивился Музей. – Ты даже не знаешь, куда мы едем?

– В этом-то все и дело. Просто мне всегда нравился этот поезд: не надо карабкаться по полкам, дрыхни хоть до самого Харькова. Можно сойти вот здесь. Станция узловая, значит, пиво в буфете есть. Вокруг уйма колхозов. Ты смотри, прямо удивительно – одни колхозы. «Красный партизан», «Верный путь», «Первая пятилетка». Поехали в «Первую пятилетку», братва. У нее романтическая конфигурация: похоже на сердце, пронзенное рекой.

– Что ты придумал? – спросил долго крепившийся Петр. – Зачем нам милицейская форма? С ней можно так подзалететь…

– В этом-то все дело. – Скиф продолжал рассматривать карту. – Все продумано. План такой, что никто не устоит.

– Лучше утопленника? – спросил Мотиков.

– В этом-то, Мотя, и все дело. Ты видел, Мотя, как дети идут на первомайскую демонстрацию? В белых платьицах, жуют мороженое и несут флажки.

– Ага, видел, – сказал чемпион.

– Идут, а флажки так и трещат по ветру, так и трещат. Так вот, Мотя, послезавтра вы будете идти по проспекту Революции, выставив свои открепления, и будете смеяться, как дети.

– Я сразу в цирк пойду.

– Не смею задерживать вас, товарищ Поддубный, только не забудьте перед тем, как уйти, поставить Александру Скифину бутылку «Рижского» пива.

– Я десять поставлю.

– Спасибо, Мотя.

– И все-таки, Саша, – сказал Петр Музей, – нам бы хотелось знать, в чем суть твоего замысла. Надо морально подготовиться.

Племянник гипнотизера сложил карту.

– Двинем в «Первую пятилетку». Очень красивая конфигурация. И от станции далеко. Наверно, непуганный край… Значит, вы хотите знать, в чем суть замысла? А, Мотя? Ты тоже хочешь знать, в чем суть замысла?

– Нет. Я тебе и так верю.

– Спасибо, Мотя. Я никогда не сомневался в твоей преданности. И все же Петр прав, требуя раскрытия замысла: надо знать, на что идешь. Особенно когда операция намечается с привлечением милицейской формы. Замысел очень прост, абсолютно безо всякого риска, без погони, масок и стрельбы. Приходим, разговариваем с председателем, он подписывает нам открепления, и мы возвращаемся домой. Без волокиты, нервотрепки и унижения.

– А шинель зачем?

– В этом-то все и дело. Шинель, Петя, пусть тебя не беспокоит. Все пройдет как по маслу. Можете засечь по часам. Операция не займет и пятнадцати минут. А суть дела, ребята, я вам расскажу в лесной полосе возле колхоза. Нам обязательно нужна лесная полоса. Раньше вам знать не надо. Будете волноваться, нервничать.

Мотиков вдруг развеселился.

– Лесная полоса! Га-га-га! Шалаш! Га-га-га! Утопленник! Я знаю – он оденется милиционером, придет ночью: «Руки вверх! Давай открепление!» Га-г-а-га!