Плавучая станица - [5]

— Его у Марфеньки Сазоновой поставили.

— Гляди, какой молоденький…

— Видать, до председателя пошел…

Председатель рыбколхоза Кузьма Федорович Мосолов, бывший сержант танковых войск, коренастый сорокалетний мужчина, сидя в правлении, нетерпеливо дожидался нового инспектора. Мосолов держал изуродованную руку на черной перевязи, постоянно носил военный китель, галифе и хромовые сапоги и никогда не снимал орденов и медалей, а было их у него много: орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны и пять медалей.

То, что Кузьма Федорович с нетерпением и даже с тревогой ожидал нового инспектора, имело свои причины.

С Лихачевым, старым инспектором, были установлены отношения, которые позволяли председателю почти бесконтрольно хозяйничать на реке. Мосолов умело пользовался этим: будучи человеком честным, он не брал себе лично ни одной рыбешки, но если колхозный план выполнялся плохо, Кузьма Федорович шел к Лихачеву, договаривался с ним и посылал одну-две бригады в те места, где рыболовство вообще запрещалось.

«Всю рыбу, до последнего грамма, мы сдаем государству и выполняем государственный план, — говорил при этом Кузьма Федорович, — значит, облов можно допускать на любой тоне…»

Отстранение Лихачева от должности сразу изменило положение, и это не на шутку встревожило председателя.

Получив из управления Рыбвода телеграмму о выезде Зубова, Мосолов договорился с Марфой о квартире и выслал к поезду деда Малявочку. На другой день рано утром дед зашел к председателю.

Когда Малявочка, басовито кашляя, вошел в председательский кабинет, Мосолов поднял тяжелую, стриженную ежиком голову и, кивнув старику, спросил:

— Ну как?

— Доставил, Кузьма Федорович, — уклончиво ответил Малявочка.

Мосолов почесал карандашом переносицу:

— Молодой?

— Да, можно сказать, совсем вьюнош, — доложил старик, — одначе в армии служил и, кажись, награды имеет.

Дед покосился на председательские ордена и продолжал, покашливая в кулак:

— Человек он вроде холостой, мамаша у него в городе учительницей служит… А багажа везли не дюже много: два или же три чемодана, вещевой мешок да одеялка — вот и все.

Шевельнув бровями, Мосолов осведомился:

— Колхозом интересовался?

— Не, больше про меня спрашивал: как, дескать, мое имя, откудова такое прозвище до меня пристало…

— Ладно.

Председатель отпустил Малявочку, рассеянно переставил чернильницу на столе, погрелся у железной времянки и зашагал по кабинету, сунув здоровую правую руку в карман.

«Окажется инспектор каким-нибудь бюрократом, так с ним неприятностей не оберешься, — думал он. — То к высокому прилову молоди начнет придираться, то сроки запрета будет по дням да по часам выдерживать, то бригадиров штрафовать начнет, то ячею в каждом неводе сантиметром измерять станет. Было бы желание, а причин для придирки да для протокола на каждой тоне можно тысячи найти…»

Когда Зубов вошел в кабинет, Кузьма Федорович, оценивая доложившего о себе посетителя, мгновенно осмотрел его всего — от казачьей шапки серого курпея до носков отлично сшитых шевровых сапог. Председатель сразу отметил все, что, как ему казалось, подчеркивало твердый характер нового инспектора: точно пригнанный полушубок, щегольские замшевые перчатки, начищенную пряжку офицерского пояса, резкий, с легкой хрипотцой голос. Лицо Зубова показалось председателю слишком уж молодым, но то, что на лбу Василия, чуть повыше левой брови, белел косой шрам — след пулевого ранения, говорило о том, что инспектор бывал в переделках.

— «Нет, — быстро решил председатель, — это не Степан Иванович, этому, по всему видать, пальца в рот не клади — мигом отхватит…»

— Ну, с приездом вас, товарищ инспектор! — приветливо сказал председатель. — Садитесь, прошу вас, гостем будете. Раздевайтесь, пожалуйста, у нас тут тепло. Чего-чего, а топлива нам хватает.

— Не беспокойтесь, я так посижу, — ответил Зубов. — Мне хотелось разыскать секретаря парторганизации, на учет надо стать.

Кузьма Федорович посмотрел в окно:

— Секретарь аккурат через полчаса здесь будет. Только я не знаю, успеете ли вы побеседовать с ним. Он собирается на Донец с рыбаками, там ихняя бригада вентеря [2] поставила, проверить нужно…

Поглядывая друг на друга, они заговорили о разных, не относящихся к рыбе делах, похвалили погоду, спросили друг друга о службе в армии, вспомнили сражение под Корсунь-Шевченковским, бои на кюстринских крепостных бастионах, памятный штурм Берлина. Кузьма Федорович оживился, заходил по комнате, раза два или три тронул Зубова за плечо.

Однако как только Василий начинал расспрашивать председателя о характере и методах промысла, о взаимоотношениях колхоза с прежним инспектором или заговаривал о соблюдении рыболовных правил, Кузьма Федорович, посмеиваясь, отделывался ничего не значащими замечаниями.

— Придет весна, сами все увидите, Василий Кириллыч, — говорил председатель. — У нас ведь такое дело, что всего не предусмотришь. Правила правилами, а государство сидеть без рыбы не может, государство требует выполнения плана добычи любой ценой.

Василий пристально всматривался в квадратное лицо Мосолова и поправлял осторожно, но твердо: