Плавни - [27]
— Куда дел?
— Ну, понятно, в подвале сидит.
— Я за самогон спрашиваю.
— А, за самогон?.. У меня ведь больше двухсот человек, каждому по чарке, вот тебе и бочонок.
— Ну, ладно, по чарке на хлопца — это можно. Хмель поднял стопку:
— За твое здоровье, Андрей!
— За мое здоровье пить нечего, — я и без этого здоров. Давай лучше выпьем за жениха и невесту.
— Это какого же жениха?
— Да вот того, что с тобой рядом сидит.
— За це не пью! — Хмель сердито поставил стопку на стол.
— Чего так?
— Не желаю я его батька и брата к себе в родичи брать… Может быть, они за ту веревку держались, на которой мою мать повесили!..
Тимка сидел красный от стыда, низко нагнув голову. Наталка же, вспыхнув, хотела выскочить из–за стола, но, перехватив взгляд брата, осталась.
Наступило тягостное молчание. «Эх, надоела мне такая волчья жизнь!..» — подумал Тимка и исподлобья посмотрел на Семенного. Тот сочувственно улыбнулся ему, словно хотел сказать: «Не робей, брат». Тимка немного повеселел: «А он хороший… лучше Гая…» — и уже смелее глянул на Андрея. Тот подмигнул Тимке и улыбнулся. «Куда Гаю до него!» — опять подумал Тимка и, взяв ложку, — потянулся к миске с борщом.
— Ты, Тимка, ешь, а его не слушай, — кивнул Андрей на Хмеля.
— Хорошему бойцов учишь…
— Ладно уж… Горячий больно. Помни: на горячих
конях саман месят, — недовольно сказал Андрей.
Придвинув к себе глиняную миску с борщом, он положил в него сметаны и бросил стрючок красного перца.
— Гарный борщ! Настоящий украинский. И перец гарный, крепкий… Ну, Тимка, клади в борщ сметаны да берись за чарку. Ежели не можно за сватанье пить, выпьем за победу над ляхами. А, Хмель?
Хмель, все еще хмурясь, взял стопку и чокнулся с Андреем.
— А с Тимкой?
— Ну, ежели за нашу победу, то можно и с ним. Андрей взглянул на Наталку. Ее черные глаза с грустью смотрели на Тимку.
Тимка, доев борщ, взял из миски огурец и поднялся.
— Ты куда?
— Лошадей поить, Андрей Григорьевич.
— Сиди, еще ведь не кончили обедать.
— Я больше не хочу.
Вскоре из–за стола встала Наталка. Повозившись возле печи, она вышла во двор.
Андрей, хрустя огурцом, задумчиво проговорил:
— Бродит хлопец, не знает, до какого берега прибиться.
Хмель сердито отодвинул от себя пустую миску.
— Прибьется, да, видать, не к нашему.
— Ладно, побачим. А ты не вылазь в другой раз со своим нравом.
— Наживи себе сестру да тогда и сватай ее за бандита, — огрызнулся Хмель.
— Ты сам мне его Наталкиным женихом назвал.
— Було время. — Он в упор глянул на Андрея. — Тебе, я вижу, сватом приспичило быть… Так сватай ее за себя, не век же вдовцом жить будешь.
Андрей почувствовал, как по телу его пробежал огонь, потом стало холодно, а во рту пересохло.
— Ты что, очумел?!
Но Хмель уже понял, что сболтнул лишнее. Он виновато крякнул и потянулся к фляге.
3
Вечером к Андрею приехал комиссар бригады.
— Як тебе, Семенной, по делу.
— Что ж, пройдем в зал, поговорим. — И увидев, что комиссар покосился на Хмеля, спросил: — Ему можно?
— Что ж… Пускай и он послушает.
Они прошли в зал и прикрыли за собой дверь, хотя Наталка спала в своей комнате, а на кухне, кроме кота, никого не было.
— Ночью едешь?
— Сейчас еду с полковым комиссаром. Договорился с начальником станции: до Кущевки ручную дрезину дает.
Комиссар помолчал, разгладил усы.
— Сухенко верите?
— Нема у меня до него веры, — сумрачно ответил Хмель.
Андрей промолчал.
— А ты, Семенной?
— Нет, не верю.
— Так вот, товарищи. Сухенко готовит восстание…
Он говорил, что его начальник штаба заболел и по тому не мог быть не параде. Это обман. Когда мы на площади были, у него в штабе сидел гонец от Алгина.
Андрей укоризненно посмотрел на Хмеля:
— Проворонили!
— Так вот, товарищи, — продолжал комиссар, — наша бригада получила приказ идти на фронт. Сухенко постарается сделать все, чтоб этот приказ был отменен. В крайнем случае, он будет из кожи лезть, чтобы выполнение приказа оттянуть до выступления Врангеля. А барон выступит обязательно и, очевидно, очень скоро. Считаю необходимым немедленный вывод бригады в Павловскую, где стоят части Красной Армии, арест Сухенко и его штаба и расформирование бригады, а если потребуется, то и разоружение…
— Сухенко не поведет бригаду в Павловскую, — проговорил Андрей. — Бригаду надо разоружить по частям, арестовать же штаб можно здесь.
— Посмотрим. Доложу бюро, пусть решают. — Комиссар поднялся. — Ну, прощайте, товарищи. Связь держите с комиссаром Черноморского полка, он в курсе дела. Ну, я пошел. — На пороге он задержался и, пожимая руку Андрею, тихо проговорил: — Держи, Семенной, свой гарнизон наготове. Проверь сам или поручи Хмелю проверить гарнизон в Каневской. Остерегайся Сухенко.
4
— У крыльца ревкома Андрея поджидал новый командир сотни, Остап Капуста. Андрей провел его к себе в кабинет.
— Обедал?
— Уже, Андрей Григорьевич. В гарнизоне… добре кормят.
— Список пулеметчиков и ездовых представь Хмелю. Скажи, когда я тебя командиром сотни назначил?
— В понидилок…
— А сегодня четверг. Почему до сих пор оборванцем ходишь? Обмундирование не получил?
— Получил. Да все николи, Андрей Григорьевич… то то, то се… Треба вперед обмыться.
— Вшей завел?
— Есть трохи.
— Где уж трохи, должно, пригоршни три наберется?
В повести ПУТИ-ДОРОГИ Б.А.Крамаренко показывает, как в борьбе за советскую власть складывались и закалялись характеры людей, как сталкивались и боролись социальные силы, как в мучительных, порою, противоречиях рождалось правильное понимание действительности, как отдельные люди, идя разными жизненными тропами (Андрей Семенной, Владимир Кравченко и др.), выбирались на правильную дорогу.
В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.