Плавание в Византий - [12]

Чарльз Филлипс понимал, что должен благодарить судьбу за то, что ему выпала возможность все это увидеть. В один прекрасный день этот сон закончится, хозяева вернут его в мир подземок и компьютеров, подоходного налога и кабельного телевидения, и тогда он вспомнит, как осматривал под темным небом величественные стены из плотно пригнанных друг к другу бурых кирпичей, и в памяти останется лишь красота этого места.

Оглянувшись, он поискал глазами Белилалу, но никак не мог ее найти. Наконец заметил, что она спускается по узкой крутой лестнице, выбитой на внутренней стороне крепостной стены.

— Белилала! — громко позвал он.

Она остановилась и глянула в его сторону из-под козырька ладони:

— Ну, ты как, все нормально?

— Все в порядке. Ты куда?

— В баню, — ответила она. — Хочешь со мной?

— Да, — кивнул он. — Подожди меня, ладно? Я мигом.

И Чарльз побежал по крепостной стене.

Бани примыкали к цитадели: огромный открытый чан размером с плавательный бассейн, обложенный кирпичной кладкой, покрытой для водонепроницаемости асфальтом; севернее, под прикрытием сводчатой галереи, находилось еще восемь чанов поменьше. Чарльз предположил, что в те далекие времена весь комплекс имел какое-то ритуальное значение — большим чаном пользовалась чернь, а отдельные комнатки были предназначены д ля уединенных омовений священников и знати. Судя по всему, ныне бани функционировали исключительно ради удовольствия приезжих. Поднимаясь к главному банному залу, Филлипс насчитал пятнадцать — двадцать посетителей, барахтавшихся в воде или же томно в ней кисших, в то время как эфемеры темнокожего мохенджодарского типа предлагали им напитки и благоухающие ломтики приправленного специями мяса, словно здесь была не баня, а какой-то фешенебельный курорт. Эфемеры носили белые набедренные повязки из хлопка, а люди ходили нагишом. В прошлой жизни во время поездок в Калифорнию и на юг Франции Чарльзу доводилось встречать компании непринужденно чувствующих себя на публике обнаженных людей, и всякий раз ему было немного не по себе. Но тут он стал к такому привыкать.

От дворика, в центре которого располагался главный чан, расходились ряды узких ступеней, отделявших крохотные, сложенные из кирпичей закутки раздевалок. Они вошли в одну из них, и Белилала быстро сбросила просторную хлопковую хламиду, которую надела утром, едва они прибыли в город. Скрестив руки на груди, она прислонилась к стене, ожидая Чарльза. Он поспешно разделся и последовал за ней на выход. Оттого что приходится расхаживать в чем мать родила на открытой местности, слегка кружилась голова.

По пути к главному банному залу они проходили мимо приватных кабинок. Казалось, ни одна из них не занята. Это были со вкусом сооруженные отсеки с полами из аккуратно пригнанных друг к другу кирпичей и умело спроектированной дренажной системой, выводящей излишки воды в проход, ведущий к основному водостоку. Филлипс пришел в восторг от находчивости доисторических инженеров. Он заглядывал по пути то в один, то в другой отсек, чтобы рассмотреть расположение водовода или воздуховода. Но как же он был смущен и удивлен, когда оказалось, что самая последняя кабинка, в которую он вторгся, занята. В небольшом чане, радостно оскалив зубы, плескался вместе с двумя женщинами широкоплечий, невероятно мускулистый крепыш с волнистыми, до плеч, рыжими волосами и огненной бородкой клинышком. Краем глаза Филлипс заметил шевеление спутанного клубка рук, ног, грудей и ягодиц.

— Простите, — пробормотал он, покраснел и вышел, путано мямля на ходу оправдания: — Думал, не занято… не хотел помешать…

Белилала продолжала спускаться по проходу. Филлипс поспешил за ней. За спиной грянул веселый хохот, сменившийся игривым повизгиванием и плеском воды. Похоже, они его даже не заметили.

Прокрутив в памяти то, что он мельком подглядел в кабинке, Чарльз вдруг застыл как вкопанный. Что-то не так. Те маленькие, стройненькие темновласые шалуньи — и это ясно как день, — стандартные люди. А мужчина? Эта роскошная копна рыжих спутанных волос? Эти волосы до плеч не отращивают. К тому же рыжие! Не говоря уж о том, что он ни разу не встречал такого здоровенного, такого мускулистого мужчину. К тому же бородатого. Опять же, вряд ли то был эфемер. Филлипс не находил ни единого разумного объяснения тому, зачем в Мохенджо-Даро мог понадобиться эфемер с типично англосаксонской внешностью. Да и вообще, просто немыслимо, чтоб эфемер подобным образом развлекался!

— Чарльз?

Он посмотрел вперед. Белилала стояла в конце прохода в ореоле яркого солнечного света.

— Чарльз? — позвала она снова. — Ты что, заблудился?

— Здесь я, иду за тобой, — откликнулся он, — Совсем рядом.

— Кого-то повстречал?

— Мужчину с бородой.

— С чем?

— С бородой, — повторил он. — С лицом, заросшим рыжими волосами. Интересно, кто он.

— Я таких не знаю. — Белилала пожала плечами. — Единственный человек с волосами на лице, которого я знаю, — это ты. Но твои черные, и ты их каждый день сбриваешь. — Она рассмеялась. — Давай же, идем! Я вижу у бассейна знакомых!

Он поравнялся с ней, и они, взявшись за руки, вышли во двор. К ним тут же подскочил подобострастный эфемер с полным подносом напитков. Филлипс отогнал его взмахом руки и направился к бассейну. Он чувствовал себя так, словно его выставили напоказ. Ему казалось, будто горожане специально собрались здесь, чтобы поглазеть на него, подивиться его примитивному волосатому телу, словно Чарльз какой-нибудь мифический зверь, минотавр там или оборотень, призванный их потешать. Белилала отошла, чтобы потрепаться с какими-то знакомыми, а Филлипс погрузился в воду, довольный, что в ней можно замаскироваться. Тепло и уютно. Несколько быстрых и мощных взмахов руками — стиль брасс, — и Чарльз у противоположного края бассейна.