Плавание «Сидрэгона» - [49]

После того как мы всплыли и приняли на борт группу фотографов и их аппаратуру, я спустился в свою каюту, чтобы окончательно успокоиться. Вскоре я вышел в кают-компанию выпить чашку кофе. Но до меня не доходили шутки по поводу происшедшего, а вечером я долго не мог заснуть, так как все время думал о том, что мне было бы легче умереть самому, чем отвечать за гибель на Северном полюсе трех человек, в случае если бы нам не удалось снять их со льда.

А насколько подобная трагедия была близка, мы убедились в течение последующих трех часов. Погрузившись на глубину для испытаний специального оборудования, мы отошли от полыньи на одну милю, а затем попытались возвратиться к ней. После двухчасового поиска нам пришлось признаться, что полынью мы найти не можем.

Пройдя еще раз точно через Северный полюс, «Сидрэгон» взял курс на юг, к Берингову проливу. На следующее утро мы попытались произвести теперь уже привычное для нас всплытие в полынье шириной триста метров. Но, как только «Сидрэгон» подошел к полынье, из главного циркуляционного насоса правого борта вырвалась сильная струя воды, которая начала заливать нижнее помещение турбинного отсека. Вахтенный машинист быстро перекрыл соответствующий клапан, и поступление воды прекратилось, но «Сидрэгон» лишился в результате этого половины мощности своих двигателей. К счастью, это произошло в момент, когда мы были на незначительной глубине. Если корабль находился бы на большей глубине, струя воды была бы намного сильнее, вода попала бы на электрооборудование и почти неизбежно возник бы пожар. На ремонт насоса потребовалось около семи часов.

* * *

Следующие пять суток перехода оказались очень хлопотливыми. Мы проходили те районы Северного Ледовитого океана, глубины которых все еще оставались неизвестными.

В воскресенье 28 августа меня разбудили ранним утром, чтобы взглянуть на подводный хребет, возвышавшийся над дном океана более чем на тысячу двести метров, однако между его вершинами и «Сидрэгоном» все еще оставалось более тысячи восьмисот метров.

Настало время заканчивать отчет о переходе, который составил теперь машинописный том толщиной сантиметров пять. Каждый офицер написал свою часть в этот отчет в соответствии с выполняемыми им функциями. Писарь отпечатал отчет сначала начерно, а теперь, после правки, перепечатал его начисто.

Вспоминая разговор с Робертсоном в начале арктического плавания «Сидрэгона», я задумался над тем, что идея использования подводной лодки для борьбы с подводными лодками противника кажется странной для многих, знающих о подводных кораблях по рассказам о первой и второй мировых войнах, когда основными противниками лодок были надводные корабли и самолеты. Что касается меня лично, я был теперь абсолютно уверен, что атомная подводная лодка представляет собой несравненно большую опасность для себе подобных подводных кораблей противника, чем любой противолодочный надводный корабль. Атомная подводная лодка способна совершать переходы на высокой скорости в таких гидрометеорологических условиях, которые являются почти непреодолимыми для надводных кораблей, а в условиях Арктики атомная лодка — это единственное средство борьбы с подводными кораблями противника. Она может использовать свою гидролокационную аппаратуру на таких глубинах, которые лучше всего способствуют прохождению звука в воде; атомная подводная лодка демаскирует себя шумами меньше, чем любой надводный корабль; она способна обнаруживать подводные цели и применять против них оружие на значительно больших расстояниях. Кроме того, атомная лодка может действовать вблизи баз и портов противника, то есть в таких районах, которые почти недоступны для надводных сил.

В целях освоения Арктики мы тренировались во всплытии ежедневно. Всплытие 29 августа прошло очень гладко. Мы быстро оказались в надводном положении, имея с трех сторон от корабля не более чем по двадцать пять метров до границы полыньи, максимальная ширина которой составляла сто тридцать пять метров, а длина — сто сорок метров.

В ночь на 2 сентября моя работа над отчетом о переходе была внезапно прервана сигналом аварийной тревоги:

— Пожар в торпедном отсеке! Пожар в торпедном отсеке!

Схватив свой аварийный дыхательный аппарат, я стрелой помчался в центральный пост.

— Последняя полынья? — спросил я вахтенного офицера, быстро надевая маску.

— Метровый лед, две мили назад, — ответил он четко.

— Вы свободны. Право на борт! Глубина сорок пять метров! Обе средний вперед! — быстро подал я команды и натянул на лицо маску.

Хотя воздух в центральном посту был еще чистым, я подумал, что достаточно будет сделать один вдох ядовитого дыма, чтобы потерять сознание; возможно, нам придется в течение нескольких часов жить и работать в дыму.

Хотя это была первая тревога после учений, проведенных 9 августа, экипаж «Сидрэгона» занял свои места очень быстро. На учениях в июле некоторых матросов приходилось заставлять надевать маски, теперь же все было по-иному: не потребовалось ни одного понукающего слова. Когда «Сидрэгон» подходил к полынье, покрытой метровым льдом, штурманская группа была уже на месте, а пожар потушили. Загорелась проводка в электрической торпеде в результате замыкания проводов, идущих от аккумуляторных батарей. С дымом легко справилась та же вентиляционная и воздухоочистительная система, которая предназначена для поглощения дыма от курения. Я дал отбой аварийной тревоги и приказал лечь на прежний курс. Эта пожарная тревога подо льдом оставила неизгладимые следы в памяти каждого из нас, однако самое серьезное испытание для экипажа «Сидрэгона» было еще впереди.