— Глубина тридцать семь метров! — приказал я решительно.
Я увеличил глубину погружения «Сидрэгона» только на три метра; под килем оставалось еще семь метров чистой воды.
Опасность была столь большой, что время, которое потребовалось на увеличение глубины, показалось мне вечностью. С напряженным вниманием мы продолжали следить за экраном эхоайсбергомера. В этот момент появился Роусон. Он не обнаружил никаких видимых неисправностей прибора. «Сидрэгон» перешел наконец на заданную глубину тридцать семь метров. И сразу же, как бы по взмаху волшебной палочки, эхоимпульсы на экране переместились за пределы тысячеметровой окружности. Следовательно, звуковые сигналы нашего эхоайсбергомера действительно искажались слоем температурного скачка. Теперь я вздохнул облегченно.
— Вот это да! — воскликнул невозмутимо молчавший до этого Лайон. — Слава богу, пронесло!
— Спрашивается, зачем вы меня разбудили, штурман? — шутливо упрекнул я Бёркхалтера. — Счастливо достоять вахту, — пожелал я ему и отправился в свою каюту.
* * *
К девяти часам вечера 3 сентября «Сидрэгон» вышел из района паковых льдов. Нам встречались теперь лишь отдельные плавающие льдины и мелко битый лед.
Отдавая приказ подготовить корабль к всплытию, я не мог не вспомнить то, что пришлось пережить нам всего шестнадцать часов назад, когда мы избежали катастрофы лишь тем, что увеличили на три метра глубину погружения.
В Номе нас встретили очень радушно. Навстречу «Сидрэгону» вышел ледокол береговой охраны «Норт-винд», на борту которого находилась большая группа наблюдателей и корреспондентов.
Из Нома мы вышли на юг и всплыли только в теплых водах севернее Гавайских островов. Утром 14 сентября 1961 года «Сидрэгон» вошел в гавань Пирл-Харбор.
