Плаванье к Небесному Кремлю - [15]

А тогда в конце 20-х годов в Москве шла немецкая кинокартина «Нибелунги». Мы с Даниилом смотрели ее в разных кинотеатрах и по-разному, но в одно время. Даниил любил кино, писал сценарии, разыгрывал с друзьями немыслимые фильмы.

Большой зал Консерватории был превращен тогда в кинотеатр и назывался «Колосс», в Малом зале, по-моему, еще давали концерты. Звукового кино не было. На углу Тверского бульвара и Страстной площади находился маленький кинотеатр, который даже назывался «Великий немой». Я смотрела «Нибелунгов» несколько раз. В кинотеатре этом сейчас находится Драматический театр им. Станиславского на Тверской. Музыкальное сопровождение картины было оркестровым. Исполняли, естественно, Вагнера. В более дешевых кинотеатрах просто тапер играл того же Вагнера.

Конечно, я обмирала на первой серии, где герой Зигфрид. Рыцарь! Что может быть прекраснее для девочки? Кримгильда тоже была очень хороша. Особенно хороши были ее необыкновенные длинные белокурые косы — моя несостоявшаяся мечта, у меня-то были хвостики на голове. Но Зигфрид — вот, ради кого стоило ходить в кино сколько угодно.

Даниил же был влюблен в Кримгильду. Все время пока в Москве шла вторая серия картины, которая называлась «Месть Кримгильды», где она была главным действующим лицом, он каждый вечер ходил в кино. Он посмотрел вторую серию 70 раз!

Вот почему это интересно. Образ женщины, способной на огромную любовь и посмертную верность мужу, во многом стал основой женских образов у Даниила. Поэму «Королева Кримгильда» он писал во время войны. А в более ранней «Песне о Монсальвате» уже намечается тема, получившая потом развитие в «Странниках ночи»: смелый и гордый король, который отправляется завоевывать Чашу святого Грааля, и королева Агнесса, бесконечно любящая его и понимающая греховность этого богоборческого замысла. Та же тема звучит в романе «Странники ночи»: один из его героев, Адриан, интереснейший человек с явно богоборческими идеями, и беспредельно любящая его Ирина Глинская, сопротивляющаяся этому кощунству, жертвуя своей любовью и личным счастьем. Упоминаю об этом здесь потому, что, как я уже сказала, какие-то странные, тогда непонятные вещи потом оказываются нужными и важными.

Через много лет я поняла, какое значение и для меня, и для Даниила имели книги, прочитанные в детстве и отрочестве. Я в те годы долго была переполнена приключенческими романами Эмилио Сальгари и Майна Рида, историями о рыцарях и принцессах, сказками. Одной из любимых книжек было детское изложение легенд о рыцарях короля Артура. Я все это читала, читала и этим жила. Мне было уже ясно, что женщине жить надо для того, чтобы любить. И вот что забавно, к вопросу о модном сейчас сексуальном воспитании. У меня его не было. Дома никогда на эту тему никто не говорил ни слова, хотя отец был физиологом. Все так сказать «необходимые» сведения я получила во дворе, в самом уличном изложении. Они не произвели на меня впечатления. Думаю, что должна благодарить за это рыцарей и принцесс, которые перевесили остальное. Больше того, мои царевны и герои не только не свалились в подворотню, а наоборот — возникло сомнение в сведениях, полученных в подворотне. Что-то в них было не так, потому что к Тристану и Изольде они отношения иметь не могли. А в истинности Тристана и Изольды сомнений не было никаких. Откуда у десяти — двенадцатилетней девочки родилось это четкое представление о том, что мое назначение в жизни — любить, абсолютно ничего для себя не требуя? Я встречу однажды того, кто будет предан какому-то важному делу, то есть рыцаря-крестоносца, и буду рядом с ним ради него и его дела.

Интересно, что я и мои подружки читали одни и те же книжки, позднее вместе слушали Лоэнгрина, но только я так представляла себе свою будущую любовь.

Сейчас мне иногда задают вопрос, почему же я подробно не расспрашивала Даниила Андреева о том, откуда он получал сведения, какие у него были состояния, благодаря которым он писал «Розу Мира». А все очень просто. На всю жизнь с тех самых пор я поняла, как трагически неправа была Эльза из «Лоэнгрина», как она потеряла любимого. И слова: «Ты все сомнения бросишь, ты никогда не спросишь, откуда прибыл я и как зовут меня» — выжжены в моей душе навсегда. Поэтому я не расспрашивала мужа о том, о чем не следовало. И это понимание родилось тогда, у той растрепанной девочки.

Кстати, лохмушки доставляли мне много огорчений. Кроме историй о рыцарях я читала приключенческие романы, где обычно были две героини. Одна черноглазая, смуглая, смелая, она скакала на конях. У Эмилио Сальгари это была дочь предводителя индейского племени, ее звали Миннегага, она была совершенно великолепна. Вторая героиня была голубоглазой блондинкой, все время плакала и падала в обморок. И когда я смотрела в зеркало и видела безнадежно светлое личико с голубыми глазами, и хоть бы косы на голове, а то нет, Господи, как меня это расстраивало!

Со временем зачитанных до дыр Жюля Верна и Сальгари сменили — и уже навсегда — Шекспир, Гофман и Диккенс. Пушкин, Лермонтов и Гоголь казались чем-то органически живущим рядом, как воздух, деревья, музыка. Легенды же о рыцарях Круглого стола и короле Артуре сопровождают меня всю жизнь. Начитавшись Шекспира, я влюбилась в Марка Антония. Забавно, что мне совсем не мешали ни наличие Клеопатры, ни даже то, что он жил много веков тому назад. Живущую в мире фантазий девочку трудно было назвать христианкой, хотя я себя таковой считала при полной неграмотности во всем, что касалось религии. Около меня не было ни одного не то что воцерковленного, а просто реального христианина. К заутрене мы ходили на улицу к храму на углу Столешникова переулка и Петровки, и, думаю, благовест Москвы, начинавшийся с колокольни Ивана Великого, делал с моей душой то, что не удавалось никому из людей. Обычно это называется подсознательным стремлением ко Христу, на самом деле, конечно, было рукой моего Ангела Хранителя.