Платон. Избранное - [49]

…Значит, в иных из подобных случаев бывает, что одно и то же название сохраняется на вечные времена не только за самой идеей, но и за чем-то иным, что не есть идея, но обладает ее формою во все время своего существования. [Т. 2. Федон. 103 d – е. С. 63 – 64]

Поразмысли-ка над числом «три». Не кажется ли тебе, что его всегда надо обозначать и своим названием, и названием нечетного, хотя нечетное и не совпадает с тройкой? Но такова уж природа и тройки, и пятерки, и вообще половины всех чисел, что каждое из них всегда нечетно и все же ни одно полностью с нечетным не совпадает. Соответственно два, четыре и весь другой ряд чисел всегда четны, хотя полностью с четным ни одно из них не совпадает. Итак, по-видимому, не только все эти противоположности не принимают друг друга, но и все то, что не противоположно друг другу, однако же постоянно несет в себе противоположности, как видно, не принимает той идеи, которая противоположна идее, заключенной в нем самом, но, когда она приближается, либо гибнет, либо отступает перед нею. Разве мы не признаем, что число «три» скорее погибнет и претерпит все, что угодно, но только не станет, будучи тремя, четным?

…Не то ли это, Кебет, что, овладев вещью, заставляет ее принять не просто свою собственную идею, но [идею] того, что всегда противоположно тому, [чем оно овладевает]?

…К такой вещи, утверждаем мы, никогда не приблизится идея, противоположная той форме, которая эту вещь создает. [Т. 2. Федон. 104 а – d. С. 64 – 65]

Я говорил, что мы должны определить, что, не будучи противоположным чему-то иному, все же не принимает этого как противоположного. Вот, например, тройка: она не противоположна четному и тем не менее не принимает его, ибо привносит нечто всегда ему противоположное. Равным образом двойка привносит нечто противоположное нечетности, огонь – холодному и так далее. Теперь гляди, не согласишься ли ты со следующим определением: не только противоположное не принимает противоположного, но и то, что привносит нечто противоположное в другое, приближаясь к нему, никогда не примет ничего сугубо противоположного тому, что оно привносит. Вспомни-ка еще разок (в этом нет вреда – слушать несколько раз об одном и том же): пять не примет идеи четности, а десять, удвоенное пять, – идеи нечетности. Разумеется, это – десятка, – хоть сама и не имеет своей противоположности, вместе с тем идеи нечетности не примет. Так же ни полтора, ни любая иная дробь того же рода не примет идеи целого, ни треть, как и все прочие подобные ей дроби. [Т. 2. Федон. 104 е -105 b. С. 65]

Глава 12 Любовь божественная и земная

Диалоги: Пир. Федр.

Великий бог Эрот восхищает участников диалогов тем, что является древнейшим богом и не имеет родителей (по Гесиоду вначале возник Хаос – зияющая бездна, за ним Гея – земля и с нею Эрот). Природа любви заключается в том, что непорочная душа, созерцая земное бытие, способна припомнить истинную красоту, которую она встречала в божественном мире до своего рождения на земле. Красота прежде всего доступна зрению, оно у нас самое острое, поэтому красота такая зримая и привлекательная. Видя прекрасное лицо, человек испытывает трепет, на него находит страх, и он смотрит на предмет внезапно охватившей его любви как на бога. При этом любящий божественнее любимого, потому что вдохновлен богом.

Любовь – это стремление к обладанию благом, а наивысшим благом для смертных является бессмертие. Бессмертие тела состоит в бесконечном продлении рода человека, а бессмертие души состоит в разумении, стремлении к прекрасному и в других добродетелях. Человек, который любит порочное тело больше, чем божественную душу, – непостоянен: тело подвержено старению, а там и заканчивается его любовь. Человеческая любовь может быть направлена на обладание лучшими вещами, на телесные упражнения, на все то, что человек считает для себя благом, но это благо человеческое, а не божественное.

(Сократ). Итак, первым, как я уже сказал, говорил Федр, а начал он с того, что Эрот – это великий бог, которым люди и боги восхищаются по многим причинам, и не в последнюю очередь из-за его происхождения: ведь почетно быть древнейшим богом. А доказательством этого служит отсутствие у него родителей, о которых не упоминает ни один рассказчик и ни один поэт. Гесиод говорит, что сначала возник Хаос, а следом Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный, с нею Эрот…[56]

В том, что эти двое, то есть Земля и Эрот, родились после Хаоса… [Т. 2. Пир. 178 а – b. С. 87]

Когда кто-нибудь смотрит на здешнюю красоту, припоминая при этом красоту истинную, он окрыляется, а окрылившись, стремится взлететь; но, еще не набрав сил, он наподобие птенца глядит вверх, пренебрегая тем, что внизу, – это и есть причина его неистового состояния. Из всех видов исступленности эта – наилучшая уже по самому своему происхождению, как для обладающего ею, так и для того, кто ее с ним разделяет. Причастный к такому неистовству любитель прекрасного называется влюбленным. Ведь, как уже сказано, всякая человеческая душа по своей природе бывала созерцательницей бытия, иначе она не вселилась бы в это живое существо. Припоминать то, что там, на основании того, что есть здесь, нелегко любой душе: одни лишь короткое время созерцали тогда то, что там; другие, упав сюда, обратились под чужим воздействием к неправде и на свое несчастье забыли все священное, виденное ими раньше. Мало остается таких душ, у которых достаточно сильна память. Они всякий раз, как увидят что-нибудь, подобное тому, что было там, бывают поражены и уже не владеют собой, а что это за состояние, они не знают, потому что недостаточно в нем разбираются. [Т. 2. Федр. 249 d-250 а. С. 158–159]