Платье из черного бархата - [55]

Она рассказала ему о своем плане.

– Спасибо, Бидди, – поблагодарил хозяин. – В какое время он приходит?

– Около половины третьего.

– Ты хорошая девочка, Бидди. Жаль, что я не увижу тебя, когда ты вырастешь и расцветешь, – грустно улыбнулся он.

– О, сэр, вы еще долго не уйдете, если будете себя беречь и не станете волноваться.

– Разве я не говорил тебе, что следует всегда говорить только правду?

Она опустила голову, веки ее задрожали.

– А еще вы говорили, что дипломатия строится на невинной лжи и зачастую подобная ложь – это проявление доброты.

– Да, и это верно. Знаешь что, Бидди?

– Да, сэр?

– Думаю, ты единственная, кто пожалеет о моей смерти.

– Нет, сэр, что вы, – не задумываясь запротестовала она. – Мы все будем жалеть: и моя мама, и остальные тоже.

– Твоя мама… – Он с сомнением покачал головой. – Не очень-то я в этом уверен.

– Ну что вы, сэр, она непременно будет жалеть. Мама все время говорит нам, что вас нельзя беспокоить, она велит нам вас слушаться, и еще не устает повторять, как нам повезло, что вы нас учите.

– Правда?

– Да, сэр, истинная правда.

– Если так, я рад это слышать, в самом деле, рад. – Он умолк и долго смотрел на нее, перед тем как спросить: – Мама рассказывала тебе что-нибудь обо мне и Дэйви?

– Нет, нет, почти ничего, – ее веки снова затрепетали.

– Ты когда-нибудь боялась меня, Бидди?

– Боялась вас? Что вы, сэр, никогда! – звонко крикнула она, глядя на него широко раскрытыми от удивления глазами. – Я не могу себе представить, что кто-то может вас бояться… ну, когда лучше с вами познакомится. Я никогда вас не боялась, – ласково улыбаясь, продолжала Бидди, – даже когда вы кричали на меня и ругали за то, что я неправильно выговариваю звуки и путаю слова. – Радуясь, что имеет возможность рассмешить хозяина, она напомнила ему один из забавных эпизодов, над которыми они вместе от души расхохотались.

– Ты делаешь заметные успехи, – отсмеявшись, похвалил он.

Они помолчали глядя друг другу в глаза. Неожиданно Бидди, подчиняясь внутреннему порыву, наклонилась к хозяину и, обняв за плечи, поцеловала в щеку, а затем стремглав выбежала из комнаты.

Потрясенный, он несколько мгновений лежал неподвижно, затем медленно повернул голову и прижался щекой к подушке. В первый раз с тех пор, как он стоял над могилой матери, Персиваль Миллер позволил себе заплакать.

* * *

С огромным трудом удалось Бидди провести хозяина через кухню. Но наконец они вышли в коридор. Ноги отказывались его слушаться: не только больная, но и здоровая. Обхватив его за талию, она прошептала:

– Обопритесь на меня, осталось пройти совсем немного, а там я поставила вам стул.

Коридор в одном месте расширялся, образуя небольшой холл, а потом тянулся до конца дома. Он был так узок, что двое идущих рядом с трудом могли протиснуться. В холл выходила маленькая гостиная, и Бидди предложила:

– Там есть диван. Может быть, вы пока приляжете, а я скажу вам, когда…

– Нет, нет, я дойду до стула, – хозяин кивнул в конец коридора, где у окна стоял стул, приготовленный заботливой Бидди. Добравшись наконец до цели, он сел, закрыв глаза, пытаясь скрыть, сколько усилий ему стоил этот переход.

Бидди смотрела на него, а тревога ее росла: лицо хозяина посерело, подчеркивая белизну свисающих на уши волос. Положив руку ему на голову, где волосы спускались на воротник халата, девочка отметила, что его давно пора подстричь. «Непременно займусь этим, когда мы вернемся в его комнату», – решила она. Бидди удивилась про себя, что мать не сделала этого раньше. При мысли о матери по телу ее прошла дрожь, но вызвал ее не страх, а какое-то смутное предчувствие. А если мать узнает? Но она постаралась успокоить себя тем, что успеет привести хозяина обратно в гостиную раньше, чем мать вернется, проводив Дэйви.

– Они не придут? – тихо спросил он.

– Придут, дверь открыта, а мама обычно закрывает ее.

– А почему дверь открыта?

– Они немного поговорят, и мама приходит за чаем.

– Сколько времени он обычно остается?

– Совсем недолго. Когда погода хорошая, они гуляют по полям. Когда брат хочет съездить в город, он забегает лишь на несколько минут. Однако если день прохладный, как сегодня, то остается подольше, и они сидят в сарае. А вот, кстати, и они. – Бидди положила руку ему на плечо.

– Где? – мужчина слегка подался вперед.

– Вы их сейчас увидите, они идут по дорожке между кустов. Думаю, вам лучше держаться подальше от окна: вдруг мама оглянется…

Но хозяин, казалось, не слышал ее слов. Прислонившись к стеклу, он напряженно ждал. Наконец они появились: высокая женщина и юноша рядом с ней. При виде его острая боль пронзила сердце Персиваля Миллера, но не болезнь, от которой он страдал причинила ее, не была ее причиной и любовь, что он испытывал когда-то и которая продолжала жить в его сердце, – любовь к мальчику Дэвиду. Но теперь он видел совсем не того мальчика, которого помнил. Ему верилось с трудом, что этот коренастый крепыш был когда-то худым и стройным. Возможно, в какой-то мере его фигуру утяжелила вельветовая куртка. Но кепка не могла изменить форму головы, и она показалась Персивалю значительно больше, чем раньше.