Плата за жизнь - [10]

– Кто такой?

– Конкин Михаил Сергеевич...

– Какой масти, когда я его брал... Конкин... Конкин...

– В настоящее время он человека убил. А в прошлом...

– Подожди, узнай, не Жук ли его кликуха? – Гуров, ожидая ответа, усмехнулся. – Крестник вызывает на помощь.

– Лев Иванович, – отозвался Гойда, – вы угадали, тот самый.

– Я не угадал, а вспомнил, – буркнул Гуров. – Чего ты хочешь? Чтобы я подъехал?

– Буду крайне признателен.

– Хорошо, ждите. – Гуров положил трубку. – Правы люди, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

– Любят тебя уголовники, – ехидно заметил Крячко.

– Я душевный, уголовник – человек ранимый, чувствительный. Не то что менты! Гуров вышел, хлопнув дверью.

Когда Гуров вошел в кабинет следователя, Конкин встал, сказал:

– Здравия желаю, господин полковник, узнаете? Гуров глянул, пожал Гойде руку, присел на диван, посмотрел на преступника внимательно, вздохнул:

– Ты у меня не единственный.

– Разбой, в Сокольниках! – сказал Конкин так радостно, словно напоминал о счастливом событии.

– Дело-то я помню, фамилию и кличку, а при встрече узнал бы вряд ли.

– Наговариваете на себя. Лев Иванович, – льстиво сказал Конкин.

– Ну, вы тут беседуйте, вспоминайте молодость, а я схожу в буфет. – Гойда поднялся из-за стола и вышел из кабинета.

Гуров занял место следователя, сказал:

– Ну, ты звал меня. Выкладывай.

– Лев Иванович, скажите, что за пацаны в МУРе обосновались? – Конкин возмущенно всплеснул руками.

– В МУРе, как везде, люди разные. А вы без эмоций, изложите факты.

– Третьего дня, в понедельник, – начал Конкин, – я зашел к знакомому, ныне покойному, вору. Мир его праху. – Он перекрестился. – Теперь наши дела отпали и не интересны. Ну, сидим, выпили. Я и не знал, что Муха, кликуха его, ширяется, наркоман то есть.

– Можешь не переводить, я понимаю, – усмехнулся Гуров.

– Вам бы не понять! Вы все понимаете, Лев Иванович. Да, время, поначалу не приметил, сейчас вижу. Виски-то у вас того, словно инеем припорошило.

– Это от безделья. Вы остановились на том, мол, не знали, что Муха наркоман.

– Не знал, мы корешами не были. Выпили бутылку на двоих, я принес. Как пузырек кончился, я говорю: двигай в палатку. А он, падлюга, отвечает, что обойдемся, так закайфуем. Достает пакетик с белым порошком, шприц, ну, я не вчера родился, говорю, мол, я не ширяюсь и не советую. Ну, он меня послал, приготовил дозу, ширнулся. Мне бы, мудаку... Простите, господин полковник.

– Двигай дальше. – Гуров закурил, дал сигарету Конкину. – Давай, давай, мне деньги платят за то, что я вас выявляю и задерживаю, а не исповеди выслушиваю.

– Сижу, не знаю почему. Муха захорошел, давай прошлое вспоминать. У нас были дела. Он одно вспомнил, на меня попер. Он тогда пятерик схлопотал. Тут попер, мол, я заложил. Муха мужик здоровый, схватил бутылку, я нож со стола, стыкнулись... Я ему аккурат в сердце угодил. Что точно в сердце, мне позже на Петровке сказали. А на хате, когда Муха завалился, я сначала к дверям, потом подумал, что на ноже мои пальцы остались, схватил нож и почему-то пакет с наркотой, говорят, с героином. Я хотел в ванную пройти, нож вымыть, наркоту в толчок спустить, только шагнул – дверь выбили, ворвались, меня в железо и на Петровку. Чего вам объяснять? Теперь вяжут торговлю наркотиками, ведь на пакете мои пальцы. И умышленное убийство, мол, доходы не поделили.

– Допустим, я верю. Чего ты от меня хочешь? Почему эту историю следователю не расскажешь?

– А чего ему рассказывать, когда он в бумажки муровские смотрит, мою биографию изучает. Доверие к человеку должно быть. Дай человеку, что положено, ему мало не покажется. Зачем навешивать?

– Ну а я-то здесь при чем? – Гуров погасил сигарету, поднялся, открыл форточку.

– Слушай, сыщик, ты человек с понятием. Сделай, что можешь, а я тебе наперед интересную вещь скажу. Сумеешь отблагодарить – сделаешь, не сумеешь – бог тебе судья.

– Ты не торопись, – сказал Гуров. – Ты наперед, и я наперед. Я в должниках ходить не привык. Я следователя знаю, он меня тоже знает. Мы вместе одно крупное дело разматывали. Так вот, я тебе говорю, следователь твой – человек тоже с понятием, считай, повезло. Я ему скажу, мол, тебя помню, твои показания в прошлом подтвердились. Я тебя выслушал и верю. А уж как следователь решит, я за это не в ответе. Годится?

– Годится, господин полковник!

– Тогда ты говоришь, я слушаю.

– Значит, такие дела, – начал Конкин. – В Москве готовится большая разборка среди авторитетов. Они несколько раз съезжались, ума хватило, на спуск никто не нажал. Договорились они собрать своих представителей, ну, вроде министров иностранных дел, чтобы те потолковали спокойно, договорились мирно, без крови. А потом этот договор представили своим боссам на утверждение...

– Ратифицировали, – подсказал Гуров.

– Вот-вот, по телеку говорят, я запомнить не могу. Соберутся, конечно, головы не пустые, разговор у людей будет не простои, потому встреча будет не накоротке, поселятся за городом основательно.

– Когда, кто, где?

– Чего не знаю, того не знаю. Кто? Думаю, сегодня никто не знает. Каждый из авторитетов решит, кого посылать. Я знаю человека, сволочь и паскудина, которого заложу с удовольствием. Он чужими руками гребет, людскими жизнями распоряжается, сам в лимузинах раскатывает с красотками. Эта падла на том совещании наверняка будет. Если вы его сумеете прихватить, все узнаете.