Плащаница из Овьедо - [92]

Несмотря на то что «форд» катился на скорости чуть ли не двадцать миль в час, Джимми едва давил на педаль газа. Он спрашивал себя, как долго это могло продолжаться. Какое-то время за ними не было видно ни единой машины и казалось, что они едут на край света.

— Джимми?

— Что?

— Ты думаешь, что этот ребенок… ну, ты понимаешь, тот, о ком говорили Витфилды?

— Это невозможно знать.

— Ну а твое мнение?

— Я думаю…

Что он может думать? Если кровь на сударуме принадлежала Христу, то у ребенка было божественное происхождение. Но тем платком вполне могли закрыть лицо нищего или утирать кровь из раны центуриона. Что, если это была кровь прокаженного, который пришел просить у Иисуса исцеления, или шарлатана, продающего в день распятия безделушки на Голгофе? Или сударум использовали в совершенно другое время и другом месте на ком-то, кто возделывал землю или убивал людей, или строил дома, или писал стихи? Никто не может сказать точно. Все может быть. Джеймс мог уповать лишь на веру.

— Я думаю, — наконец продолжил он, — что этот ребенок будет тем, кто он есть, и делать то, что он должен делать. Как и все дети, он родится с возможностью спасти или уничтожить этот мир.

Тут девушку пронзила первая боль и у нее возникло ощущение, будто кто-то нанес ей резкий удар в живот. Ханна вскрикнула. Затем боль ушла, и на мгновение она засомневалась, действительно ли почувствовала ее.

— Ты в порядке?

— Да… Далеко еще?

Она делала вид, что ничего не случилось, но в ее голосе слышалось недовольство.

— Точно не знаю. Наверное, нам лучше переночевать в мотеле. Буря усиливается.

Ханна была благодарна, что наконец-то он это предложил.

— Неужели?

Спустя десять минут они увидели вывеску «Мотель Сикс»[28] и Джимми остановил машину прямо у двери регистрации. Заглушив мотор, он с облегчением потер глаза и посмотрел на Ханну. Она нагнулась вперед и попыталась размять затекшую спину.

Администратор сидел за столиком регистрации и смотрел телевизор. С легким негодованием на лице он оторвался от передачи про грудные силиконовые имплантаты у знаменитостей.

— Мне нужны два номера на ночь.

— Два? Дружище, тебе бы сказочно повезло, если бы у меня нашелся хотя бы один. Мы забиты под завязку.

— В такую-то погоду?

— Ты что, шутишь? Они стали прибывать еще до того, когда снег пошел. Черт, как только объявили прогноз погоды, нам все телефоны оборвали. Завтра катание на лыжах будет шикарным.

— Далеко от вас следующий мотель?

— Прямо по дороге есть мотель «Редисон», но могу гарантировать, что у них тоже нет свободных номеров. Они уже отправляли людей к нам.

Мужчина не соврал, в «Редисоне» действительно не было мест.

— Думаю, у нас не осталось другого выбора, как только продолжить путь, — сказал Джимми Ханне.

— Хорошо, но только я перейду на заднее сиденье, если можно.

Она чувствовала, что в животе что-то изменилось: ребенок сидел в нем ниже, чем прежде. По крайней мере, думала она, так должно быть. При других обстоятельствах Ханна посоветовалась бы с доктором Йохансоном, но после того как их отношения начали ухудшаться, она перестала спрашивать у него что-либо, а потом… случилось то, что случилось.

Она вспомнила, как ей говорили, что ребенок рано или поздно опустится в ее малый таз и что это случится, когда она будет находиться на последних неделях или днях. Ей не хотелось зря тревожить Джимми. Это не могло произойти раньше следующей недели. В следующую среду, по ее подсчетам. Или во вторник? А сегодня у нас… какое сегодня число? Страх и утомление оставили в ее воспоминаниях о прошедших нескольких днях размытые пятна.

Джимми свернул из своей парки подушку и помог Ханне лечь на заднее сиденье. Затем автомобиль опять выехал на дорогу, на которой практически отсутствовало движение. Свет фонарей сузился до бледных кругов на снегу, а благодаря передним фарам Джеймс мог видеть дорогу не дальше чем на сорок футов. Тут он внезапно остановил машину, словно они едва не врезались в стену. Джимми повернул зеркало заднего вида так, чтобы ему было видно Ханну.

Девушка тяжело дышала и ворочалась, пытаясь отыскать удобное положение.

То и дело с ее губ срывался тихий сток.

Никогда в жизни Джеймс не чувствовал себя таким беспомощным, отрезанным от всего мира. Он начал молиться.

Сквозь темноту ночи и падающий белый снег к ним пробился красноватый свет неоновой вывески. «Форд» был почти возле нее, и Джеймс смог разобрать буквы:

ГОРНЫЕ ДОМИКИ КОЛБИ

— Пожалуйста, скажите, что у вас есть свободная комната, — обратился он к администратору, едва успев переступить порог мотеля.

Администратор, тучная женщина лет шестидесяти, на секунду отвлеклась от своей книги в мягком переплете и посмотрела на него.

— Извини, дорогой, но все занято.

Молодого человека охватило отчаяние. Учитывая состояние Ханны, они не могли тащиться куда-нибудь еще.

— Сойдет что угодно, мне все равно, — умоляющим голосом произнес Джеймс.

— Боюсь, что начался лыжный сезон. Первый хороший снегопад, и толпы народу мчатся сюда, чтобы покататься на лыжах. Следовало забронировать номер заранее.

— Что же мне теперь делать? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно, и с грустью посмотрел на рождественскую елку, которая стояла на столе администратора. Свет ее маленькой гирлянды отражался в очках для чтения, которые сидели у женщины на носу.