Планида Сергея Капустина - [4]
«Я такой, какой есть!»
Иным не буду и не стану ни при каких обстоятельствах. Под них, под обстоятельства, подлаживаться не собираюсь.
«Я такой, каким выпустили меня на свет божий мать с отцом!»
Люди толковые, совестливые, работящие. Не давившие советами, указаниями и излишней заботой.
«Я такой, каким вырос в северных широтах среди такого же, как родители, трудового люда, делавшего свое дело на совесть и никогда ни на что не жаловавшегося!»
И на хоккейной вахте ухтинец Сергей Капустин был ровно таким же, как его земляки.
Ему с избытком хватало сил и дарования, чтобы блистательно – звездно! – выглядеть на ледовом овале. Но он как-то не утруждал себя подобными заботами и хлопотами.
Партнеры по звену и защитники, выходившие вместе с ним; товарищи по родной команде и ее наставники; верные болельщики. Вот о них обо всех заботился, хотел порадовать и, не дай бог, не разочаровать, не подвести. И чтоб мать с отцом не огорчить. И чтоб земляки из Ухты могли гордиться им – «Во наш Серега вчера игру-то выдал на загляденье! Всех за пояс заткнул!»
Сам-то форвард и не помышлял о том, чтобы кого-нибудь превзойти в яркости и эффектности, выделившись на общем фоне.
Это-то, скорее всего, и порождало особое, ни на кого не похожее свечение звезды Сергея Капустина: яркое, но не ослепляющее; ровное такое свечение – напоминающее, быть может, северное сияние, которое было ему ведомо с самого рождения и освещало его путь целых восемнадцать годков вплоть до переезда из Ухты в Москву.
Титулованность, количество и масштаб наград напрямую влияют на попадание игрока в звездную категорию. Логично, ведь золотая медаль свидетельствует о победе и о его участии в командном триумфе. Так и хочется сказать – мол, здесь ничего не убавить и не добавить. Ан нет…
Павел Буре причислен был к звездам в самой НХЛ, а со званиями совсем скудновато вышло. На чаше Кубка Стэнли его фамилия не выгравирована; чемпионом мира единожды стал. Однако всемирная слава «Русской ракеты» от всего от этого едва ли померкла.
Иная иллюстрация. Трехкратных олимпийских чемпионов по хоккею на наших просторах всего-то шесть человек: Третьяк, Рагулин, Фирсов, Давыдов, Кузькин, Хомутов. При всем уважении к Андрею Викторовичу Хомутову он сравнения с Сергеем Алексеевичем Капустиным не выдерживает.
А Капустин в буквальном смысле на Олимпе побывал только разочек. В 76-м. В австрийском Инсбруке.
А в 80-м не полетел в американский Лейк-Плэсид из-за травмы. (Не оказался причастным к самому крупному фиаско в истории отечественного хоккея.)
И в 84-м в югославское Сараево не попал опять из-за травмы, будучи «железобетонно» в составе.
Зато Капустин – семикратный чемпион мира. Зато Капустин, когда обходился без повреждений, неизменно призывался под знамена сборной Советского Союза.
Вообще-то, если быть объективным, в годы капустинской карьеры хоккейный турнир на Олимпиадах был вполне близок по накалу к турниру мирового первенства: разве что под сенью пяти колец собирались в самый разгар сезона; ну и мотивация у конкурентов была повыше.
Были, ну были те, кто превосходил Сергея Алексеевича по титулам, но безнадежно уступал ему в звездности. Нет, не так. Звездами по строгому хоккейному счету они не являлись. В отличие от Капустина. Неординарным форвардом был Александр Кожевников – забивной! с обводкой! – дважды видел на своей груди золотую медаль олимпийской чеканки, но к звездам, насколько помним, его не причисляли.
«Дело ясное, что дело темное». Такая шутливая присказка бытовала в пору нашего детства.
Феномен Сергея Капустина – его особенная звездность – потребует от авторов книги дотошности, скрупулезности, расспросов хоккейных людей – и, прежде всего, тех, кто находился рядом с ним на льду; наконец, понадобится нам все это хорошенько обмозговать.
Никуда мы не торопимся. У нас с вами, читатель, целая книга впереди.
Задачу поставили перед собой необычную и сложную, но посильную и, не побоимся пафоса, благородную.
Ибо Сергей Алексеевич Капустин должен занять то высочайшее место в галерее славы отечественного хоккея, какое заслужил по праву. Какое не успел получить при жизни своей, оборвавшейся на сорок третьем своем витке. В 95-м…
Уж лучше поздно, чем никогда… Воистину так.
Кто знает – а вдруг свезет, и редкой звездности игрок Сергей Алексеевич прознает про наши изыскания его величия. Оттуда прознает – откуда-то сверху…
До землян-то мы определенно достучимся.
Виктор Шалимов, олимпийский чемпион, трехкратный чемпион мира, чемпион СССР; выступал в «Спартаке» и сборной СССР в тройке с Сергеем Капустиным и Сергеем Шепелевым:
«Я считаю, Сергей Капустин – и звезда, и суперзвезда.
Смотря какой смысл мы вкладываем в эти понятия…
Убежден в этом абсолютно – в самом высоком уровне Капустина.
Сочетание мощи, катания, понимания игры, технической оснащенности – невероятное!
Сергей Капустин в числе наших самых знаменитых звезд 70–80-х. Беру годы его карьеры. Для меня Сергей никому не уступает из нападающих. И с Валерием Харламовым можно рядом поставить. И с Александром Мальцевым. И с Александром Якушевым. И с Владимиром Крутовым. И с Сергеем Макаровым…»
Валерия Харламова знала и любила вся страна. Феномен харламовского стиля в хоккее не объяснен до сих пор. Эта книга не вписывается в классику жанра. В ней использован уникальный семейный фотоархив семьи Харламовых. Читатель увидит, как мальчишка из рабочей русско-испанской семьи превратился в легенду № 17, народного любимца Валерия Харламова.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.