Планета зимы - [7]

«Три дня, только три дня осталось до заседания Совета, а я здесь, откуда за три дня можно добраться туда пешком здоровому человеку, в нормальную погоду. И со мной раненый фон Шусс, — размышлял Карн. Он посмотрел на пилота: — Я могу оставить его здесь и прислать за ним кого-нибудь из Совета. Если он доживет… Так поступил бы отец. Но если буря усилится, если Совет отвергнет регентство моей матери…» Карн сделал еще глоток, неподвижно глядя на поднимающийся от котелка пар. Вдруг веки фон Шусса дрогнули. «Он спас мне жизнь, — решительно сказал себе Карн, — мы пойдем вместе, только вместе, как-нибудь».

Фон Шусс открыл глаза:

— Значит, мне не привиделось… Вы нашли меня, — голос был слабый, прерывающийся, неуверенный.

— Не преувеличивай. Я просто вылез набрать снега и чисто случайно тебя услышал. Я боялся, что люди Харлана все еще наверху. Я, сын Трева Халарека, прятался во тьме этих развалин, потому что боялся!

Повисла долгая пауза. Затем фон Шусс заворочался в тальнике и с усилием сел. Он пристально посмотрел на Карна своими серьезными темными глазами.

— Страх — это еще не преступление, милорд. Преступление — когда, охваченный страхом, человек совершает подлость; когда его подчиненные видят, что он трусит. То мужество, та сила, с которыми командир преодолевает страх, выиграли не одну битву.

Фон Шусс попытался освободить раненую руку, вздрогнул от боли и тихо выругался.

— Харлан! Астен уже не тот, а Ричард берет бразды правления раньше времени. Знал бы об этом его отец!

Он посмотрел вниз на тонкий матерчатый пол, потом поднял глаза к потолку, нависавшему всего в нескольких сантиметрах от его головы.

— По дороге сюда я столкнулся с двумя солдатами Харлана. Они посадили флиттер. Я убил их, но один, падая, ударил меня по раненой руке, и я отключился. Не знаю, долго ли я был без сознания, но было чертовски холодно, когда я очнулся и услышал вас, — при воспоминании об этом его пробирала дрожь. — Пахнет клэгом?

Карн кивнул и налил ему кружку. Пока Ник пил, Карн положил себе жаркого и, глядя на поднимающийся над тарелкой пар, мечтал о тихом, солнечном Болдере. Он должен был вернуться домой. Как бы ни сильна была его ненависть к клановости, кровной вражде и интригам на Старкере-4, он должен был вернуться домой. Иначе его Дом и Владения будут разгромлены.

«Третий сын и четвертый наследник, — с горечью думал Карн, — а если бы женщина имела право наследования, отец поставил бы и Кит впереди меня в завещании. К тому, что она похожа на мать и комплекцией, и характером, он относился спокойно».

Боль от сознания всего этого была сейчас острее, чем когда либо. Пять лет, проведенных в Академии, где к нему относились как к самостоятельной личности и судили о нем по его собственным качествам и знаниям, несколько отодвинули и притупили воспоминание об отцовском презрении. Теперь эти переживания вновь ожили в нем.

«Хорошо же, третий, отвергнутый сын своего отца спасет Дом от рук Харлана, если это спасение вообще возможно», — мысленно пообещал себе Карн, и губы его сжались в тонкую жесткую складку.

— Милорд?

Он поднял глаза. Пилот смотрел на него серьезным, изучающим, долгим взглядом. Карн улыбнулся, пытаясь скрыть свои чувства, но улыбка получилась похожей на кривую гримасу.

— Не кажется ли тебе, что эго слишком глупо, когда один наследник называет другого «милорд?» — спросил он.

Фон Шусс поднял бровь:

— Я ваш младший офицер, Карн Халарек.

— Мне сейчас нужен друг… Гораздо больше, чем младший офицер, — пробормотал Карн. Это были мысли вслух, вырвавшиеся непроизвольно, и Карн не мог заставить себя взглянуть на собеседника, боясь увидеть, какое впечатление произвели на того его слова — второе нарушение гхаррского этикета за такое короткое время.

«И это старший воспитанник Альтаирской Академии Посредников? Юнга, который никогда не показывает своих чувств, не поддается им?» — с насмешкой думал Карн.

Фон Шусс кашлянул в нерешительности:

— Ну, если так, то… — голос был хриплым.

Карн посмотрел на него, но фон Шусс не отвел смущенно глаз, как того ожидал Халарек. Нет, глаза его сияли, и в них играли искорки доброго смеха.

— Значит, так и будет. Дружба, «милорд». Что вы собираетесь теперь делать?

— Как-нибудь попасть на Совет. Ближе всех к нам владения Харланов. Может быть, мы сможем проникнуть туда и украсть один из флайеров.

Фон Шусс усмехнулся:

— Пройти сейчас через пустыню Цинн? Это смешно! Нет, мы не сможем достать флайер, — он вздохнул. — Мне нравится это «мы»! Твой отец бросил бы меня здесь или убил, чтобы я не мешал ему в пути. Я не задержу тебя, Карн. В комплекте есть обезболивающие. Я продержусь.

И он держался. Буря стихла, когда они выбрались наверх, но небо было по-прежнему серым, а воздух оставался холодным. Бледный, бело-зеленый диск солнца едва вырисовывался. Разметая снег, ветер гнал его по земле, поэтому заносов не было, и путники шли легко, а быстрый шаг спасал их от холода. Говорили мало, чтобы слышать шум приближающихся флайеров. И несколько прошло над ними: маленькие, юркие, без опознавательных знаков, серебристые флайеры прочесывали пустыню в поисках заблудившихся. Каждый раз, заслышав знакомый звук, они бросались в снег лицом вниз, чтобы белые спины костюмов сделали их незаметными, слившись со снежным покровом. И каждый фаз при приближении флайеров Карн ждал смертельного луча. Фон Шусс ни словом не напомнил о своей боли, не просил сбавить шаг. Три дня шли они под открытым небом по пустыне, останавливаясь лишь для того, чтобы передохнуть, согреться, для еды и сна. Шли, движимые необходимостью не опоздать на Совет. Наутро четвертого дня, дня открытия Совета, Карн и фон Шусс, взобравшись на невысокую гору, отделявшую Владения Халареков от пустыни Цинн, спустились на территорию Владений.