Планета Йоргов - [83]

В наше время религия возродилась в форме еще более утонченной. И в целом ряде вещей не похожей на прежнюю.

Религия как вид мировоззрения людей, господствующий в древнее время, не мог пройти мимо меня при занятиях историей. Я узнал немало по этому вопросу и, беседуя однажды с человеком, оказавшимся мистиком, услышал, что при моих знаниях любой из храмов счел бы за честь иметь меня в составе своих жрецов.

Тогда-то я и отправился в один из нерабочих дней в ближайший из них. Вход в него находился за городом. Спустившись на лифте, я очутился под землей: на площадке, от которой шла длинная цепь многочисленных высоких залов. Я двинулся по ней.

Каждый из залов был выдержан в архитектурном стиле культового здания одной из существовавших когда-то религий и оборудован соответствующими ей атрибутами. Друг за другом шли древнеегипетский храм, вавилонский, древнеиудейский, греческий, буддистский, индуистский, даосский, конфуцианский, зороастрийский, манихейский; западнохристианский костел и восточнохристианская церковь, мусульманская мечеть, храмы майя, ацтеков и инков. Статуи и барельефы, фрески и иконы, яркие витражи, священные одеяния и принадлежности культа заполняли их.

Анфилада залов сменилась еще более длинным коридором с нескончаемым числом арок, украшенных изречениями. Одно из них особенно врезалось в мою память: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

Я медленно шел, читая изречения, вызывавшие раздумье, нагнетавшие чувство отрешенности от реального, земного. Благоухали цветы, установленные в нишах пришедшими в храм. Стены от арки до арки были завешаны произведениями мистического и религиозного содержания таких мастеров, как Джотто, Эль Греко, Сурбаран, Милле, Рублев, Ге, Суриков, Нестеров, Рерих, Чюрленис, Беклин, Дали.

Стояла мертвая тишина. Изредка кто-то обгонял меня, или я проходил мимо застывшего у изречения или картины человека. Никто ни с кем не разговаривал. Я шел долго и даже устал, пока дошел до конца коридора.

Там висела занавесь: откинув её, я очутился в большом зале, наполненном людьми. Разглядеть его не было возможности, так как всё тонуло в полумраке. Люди сидели на ковре, покрывавшим пол; кто-то вел негромкие беседы.

И вдруг раздался нежный звон серебряного колокольчика. Всё стихло. Заиграла музыка — тихая, торжественная, и стало еще темней. В музыку вплелся человеческий голос, засветились словами экраны — зазвучал хор присутствовавших, ведомые голосами сменявших друг друга солистов.

Песнопения следовали одно за одним. А затем наступила минута молчания, чтобы каждый мог обратиться со своими мыслями к разлитому повсюду Таинственному.

И снова зазвучала музыка: весь оркестрион сменял орган, орган — вина[11]. Цветовые волны, сменяясь непрерывно, сопровождали музыку, звучание которой становилось всё напряженней. При вспышках можно было разглядеть, что многие уже находятся в состоянии экстаза. А музыка всё усиливалась, звуча сверху — с недосягаемой высоты невидимого купола.

Потом в темноте зазвучал голос пожелавшего обратиться к остальным со своей проповедью. Мир погряз в заблуждениях: люди, поверившие, что с помощью разума можно совершить всё, убедились в своем бессилии — мир катится в бездну. Близок конец рода человеческого, пророчествовал он: неминуемая космическая катастрофа прекратит его существование.

Нет, — возразил ему следующий, — ибо появится тот, кто безраздельно слившись с Таинственным, силой наделенного Им откровения раскроет людям новые истины, сокрытые в глубинах подсознания, недоступных разуму.

Ораторы сменяли друг друга, и всё возраставшее возбуждение охватило уже большинство участников мистерии. Тогда высокий жрец в белом плаще и светящейся короне призвал к прекращению диспута. Он начал произносить молитву, которую все хором повторяли за ним.

Потом он встал в самой середине, остальные выстроились за ним, и длинная лента, извиваясь, медленно двинулась, кружась по залу. Вслед за ведущим жрецом люди нараспев повторяли одни и те же слова, хлопая ладошами в такт. Движение перешло в танец — всё ускорявшийся, бешенный, как вихрь.

Теперь уже все находились в состоянии наивысшего напряжения, изнемогая от него — и вдруг раздались протяжные звуки трубы, и затем серебряный звон колокольчика. Танец оборвался, сразу, и люди с негромким пением стали расходиться по своим местам.

Опять пели хором, но теперь уже в музыке не было ничего мрачного: она звучала спокойно, умиротворенно, и постепенно в зале становилось всё светлей. Наконец, продолжая петь, люди встали и двинулись к выходу.

Я тоже хотел уйти с ними, но высокий жрец остановил меня и предложил задержаться. Пение звучало всё тише, замирая вдали.

За длинным столом я ужинал с жрецами — теми, кто обладал мистическими знаниями. Они были избраны в коллегию храма с возложением на них заботы о нем и организации мистерий. Были довольно высокого мнения о моих знаниях: повторили предложение стать мне жрецом. Голосование можно было бы провести уже во время следующей мистерии. Но, несмотря на любопытство, отказался: чувствовал тогда, что мистика чужда мне.