Геолог любовался цветами, нюхал их, плёл из цветов венок и радостно улыбался. Один цветок он вставил мне в петлицу.
Я засушил этот цветок и берегу его до сих пор.
Когда мы стали рыть землю на том месте, где он рос, лопата со звоном ударилась о что-то твёрдое. Это «что-то» оказалось большим самородком золота!
Вот какие драгоценные цветы растут на Планете Чудес.
Итак, друзья вылечили меня и поставили на ноги: сперва ободрили, потом насмешили, немножко посердили и, наконец, выманили на прогулку.
Я снова здоров и весел.
Здорово я похудел за время болезни. Тень моя стала толще меня самого.
Друзья рыбаки решили меня подкормить и принесли мне целое ведёрко живой рыбы. Рыбки были быстрые и пёстрые, жалко из них уху варить. Достал я большую банку, налил в неё чистой родниковой воды и выпустил туда рыб: пусть живут!
Но жить рыбки не стали. Они, как камни, опустились на дно банки и перестали шевелиться.
Делать нечего — надо уху варить!
Я развёл огонь, повесил над огнём котёл с водой, бросил в котёл рыб и закрыл котёл крышкой.
Скоро из котла пошёл парок.
Я открыл крышку, сунул в котёл ложку, чтобы помешать, и отшатнулся! Все мёртвые рыбы были живы и здоровёхоньки и весело плавали в кипятке. Рыбки играли, резвились, и, когда я бросил в котёл крупу, они начали крупу хватать и глотать!
Они съели всю крупу. Пропала моя уха!
Теперь у меня в комнате всегда горит огонь, над огнём висит котёл, а из котла струится пар. В этом котле у меня живут рыбы.
Я каждый день варю себе из них уху и никак не могу сварить: рыбы съедают всю заправку.
Рыбы с каждым днём толстеют и толстеют. А я всё худею и худею. Шея у меня стала такая тонкая, что через воротник ботинки видны.
Птицы зерноядные клюют зёрна, насекомоядные — насекомых, рыбоядные едят рыбу. А мне принесли птицу гвоздеядную.
— Неужели гвозди ест?
— Если бы только одни гвозди! — ответили.
Птицу принесли в подарок.
— Угощайся, — говорят, — специально для тебя откормили!
Я птицу ощипал, опалил и выпотрошил. Выпотрошил и вижу: в желудке то полно гвоздей!
Медные, и стальные, и железные! Да если бы только одни гвозди! А то и песок, пакля, рваные тряпки, куски железа, медные деньги, дверные петли, железные ключи, свинцовые шарики, пуговицы, бубенчики, камни, окурки, щепки, стекло, нитки, резинка, кнопки и карандаши!
Но самое удивительное то, что от такой малопитательной пищи птица оказалась отлично упитанной и даже жирной! Когда я положил её на весы, она вытянула девяносто килограммов — столько же, сколько весят три барана!
Даже рыбоядные птицы никогда не достигают такого веса. А ведь рыбий жир так полезен!
Сегодня мои друзья собрали урожаи и в честь этого устроили пир. На пир приглашён и я. Меня предупредили, что будет подано не менее ста блюд и что каждое нужно попробовать. Не мог же я отказаться от приглашения и обидеть хозяев.
За столом мне предложили самое удобное место. Я потёр ладонь о ладонь, я глубоко вдохнул аромат, я вооружился ножом и вилкой, я открыл рот и… замер!
На стол подъёмным краном поставили сковороду, на которой шипело пятьдесят тысяч порций жареной рыбы!
Это была огромная сковорода; на ней свободно могли бы танцевать не менее десяти пар!
Пятьдесят тысяч гостей взяли по кусочку рыбы, и сковорода опустела. После рыбы стали подносить местные деликатесы. Подали сушёных лягушек, жареных змей и икру каракатицы. Подали морских червей и салат из бамбука.
Я терпеливо ждал.
Новая смена: птичьи гнёзда, жареные муравьи и саранча. К чаю — молодые личинки пчёл и пчелиное молочко.
Украдкой я поглядывал то вправо, то влево: все весело разговаривали, смеялись, с аппетитом жевали и… просили добавки!
Подали медвежью кровь. Подали суп из настурции, лепёшки из саранчи, сухарики из гусениц и пирог, начинённый личинками майского жука. Я закрыл глаза…
Подавали ещё что-то, но я уже положил на стол нож и вилку, бросил салфетку и, покачиваясь, побрёл домой. Я был сыт по горло!
Дома я с наслаждением стал жевать сухую корочку хлеба. А пир продолжался.
В этой стране много разных памятников и монументов. Так уж тут заведено: сделал доброе дело, — будет тебе и памятник.
Мне пришлось быть участником церемонии открытия памятника… букашке! И букашка-то на вид простая, не то муха, не то тля, а вот поди ж ты! Букашка эта бешеную изгородь одолела!
Давно дело было.
Посадили люди вокруг своих полей живую изгородь, чтобы дикие звери не могли портить их поля.
Сперва всё хорошо шло: колючая изгородь разрасталась и не пускала на поля прожорливых кабанов, буйволов и обезьян.
Но вдруг изгородь взбесилась!
Она стала набрасываться на поля, на посевы и всю землю перегородила вдоль и поперёк: ни пройти, ни проехать!
Кто знает, отчего это случилось? Может, её бешеный волк покусал. Помните, у Мюнхаузена? Бешеный волк покусал шубу, и шуба взбесилась. Она стала набрасываться на людей, и её пришлось пристрелить. Я никогда не верил этому рассказу, но вот, пожалуйста, — бешеная изгородь.
Что только люди не делали, чтобы справиться с ней!
Изгородь жгли, ломали, корчевали, вырубали, а ей хоть бы что! Она продолжала занимать землю и перегораживать её так и этак, как ей вздумается. Она отгородила людей от всего мира!