Планета Черного Императора. Месть мертвого Императора. Повелители галактик - [192]

– Лелик, давай! Катапультируй нас! – велел я, завинчивая изнутри крышку зонда.

– Вы с ума сошли! – начал было наш компьютер, но, поняв, что другого выхода нет, стал быстро готовиться к запуску зонда. – Три, два, один! Пошли! – скомандовал он.

Глава IX СХВАТКА

У планет тоже все бывает в первый раз: первое рождение, первая смерть, первая война и первая поздняя мудрость...

1

Шлюзы поочередно открылись, и нас, как пробку от шампанского, выстрелило в открытый космос. Никаких удобств внутри зонда не было, и мы во время полета колотились друг о друга, вынужденно принимая самые невообразимые положения.

– Эй, друг, поосторожнее! Не дрова везешь! – закричал Пельмень после того, как его особенно чувствительно шарахнуло о борт.

– Попрошу воздержаться от замечаний! Согласно пункту «а» параграфа три, запрещено отвлекать пилота во время движения! – немедленно откликнулся зонд по внутреннему микрофону.

Только сейчас мы вспомнили, что зонд, как и Лелик, тоже обладает искусственным интеллектом.

– А ну, не тряси! Хочу и делаю замечания! – вспылил Пельмень, когда нас еще несколько раз швырнуло из стороны в сторону.

– Ах так! Тогда, согласно пункту «в» параграфа четыре, я вас высажу! Мне запрещено брать на борт пассажиров. Это меня Лелик уговорил с вами связаться. Ну ничего, я ему припомню! – упрямо заявил зонд и стал открывать люк.

Сообразив, что он собирается зашвырнуть нас в открытый космос, все мы испуганно завопили. Зонд весело залязгал всеми деталями своего корпуса. Оказывается, это он шутил.

В конце концов, преодолев упрямство зонда, мы уговорили его совершить посадку на планету.

Зонд долго отнекивался, собирался гоняться за какими-то метеоритами, но потом все же выбрал место и опустился в лесную чащу. Удивляясь, что остались живы, мы выбрались наружу и увидели, что стоим среди красных сосен на берегу какой-то речушки. Ветерок лениво шевелил высокие травяные стебли и светлые цветы, похожие на пастушью сумку. В прошлый раз такого растения не было, и я вскользь даже подумал, что его не хватает. Неужели планета успела уловить мою мимолетную мысль? И я еще раз поразился планете Воображения, на которой все мечты становились явью.

И вот о чем я подумал. Интересно, как долго наши фантазии будут сбываться и не случится ли, что, прилетев сюда, люди все испортят и населят планету кощеями, упырями, ведьмами и другими мрачными порождениями своих кошмаров? Надеюсь только, что к тому времени планета научится различать, что хорошо и что плохо. А пока планета была совсем новенькая и наивная и с восторгом воспроизводила все, что могла.

Зонд сразу взвился в небо и улетел, крикнув, что прилетит когда-нибудь потом, когда ему позволят параграфы два, двенадцать и сто двадцать четыре. В чем состоят эти параграфы, мы не знали, да нам это было и неинтересно, – во всяком случае, желанием связываться с зондом снова мы не горели.

– А где мои папусечка с мамусечкой? – спросила Дискетка, мигом сориентировавшись на новой планете. Мы не пробыли здесь и пяти минут, а она уже ухитрилась сплести венок из одуванчиков и надеть его себе на голову.

– Вон в той стороне, но придется долго топать. – Пельмень взглянул на компас, вделанный в корпус его наручных часов. К слову сказать, в моих часах такого компаса нет, а на его месте расположен простенький приемник, принимающий всего-навсего полтора миллиарда программ.

– Долго – это сколько? – уточнил я.

– Километров сто на северо-восток.

Я озадаченно почесал лоб. Сто километров по чаще – это по меньшей мере двадцать часов пути, а провести в дороге столько времени мало кому улыбается. Пообещав при случае поквитаться с зондом, зашвырнувшим нас в такую даль, я отправился вслед за Пельменем и Дискеткой.

– Куда идем мы с Пятачком – большой, большой секлет! – громко распевала сестра, маршируя впереди всех.

Это было странное, очень странное ощущение – идти по лесу недавно открытой планеты. Во всем присутствовал отпечаток той сказочной, нереальной новизны, которая бывает, когда берешь в руки только что полученный, еще завернутый в оберточную бумагу подарок. Все было первозданно и прекрасно. Лишь однажды, когда, услышав треск, мы затаились, мимо нас неторопливой рысью проскакал кентавр. Он напевал себе под нос какую-то песню, и вид у него был вполне освоившийся. Видно, он уже не чувствовал себя на планете чужаком и не испытывал благодарности к нам за то, что мы его придумали.

Часа через два Дискетка стала уставать и принялась фантазировать, как было бы отлично, если бы нас подвезла на своих крыльях какая-нибудь птица.

– Тут просто птицей не обойтись. Здесь нужна очень большая птица! Нечто вроде вымершего кондора с восьмиметровым размахом крыльев, – сказал обстоятельный Пельмень.

Вскоре мы вышли на небольшую полянку и, решив отдохнуть, прилегли на траву. Мои глаза были закрыты, и поэтому я даже не увидел, а скорее почувствовал, что на солнце упала тень. Решив, что это туча, я стал нетерпеливо ждать, пока она проползет, но тут Дискетка простодушно сообщила:

– Это не туча. Это наша птичка!

Не понимая, о чем она говорит, я открыл глаза и заорал от ужаса. Сверху на нас пикировало громадное крылатое чудовище, напоминающее одновременно кондора и птицу Рок из «Тысячи и одной ночи».