Планета берсеркера - [53]

В воротах перед Томасом появилась фигура, наклонившаяся, чтобы выйти наружу.

Торун.

XIII

Голова его с лохматыми темными волосами была перевязана золотой лентой. Меховая накидка огромных размеров едва покрывала его гороподобные плечи, его удивительный меч, почти столь же длинный, как копье Томаса, висел у пояса. Все было в точности, как говорилось в легендах. Но вот лицо его...

Торун как будто ни на кого не смотрел, взгляд его был направлен куда-то поверх головы Андреаса и поверх головы Томаса. Он смотрел в направлении все еще распахнутых внутренних ворот (в них сейчас стоял прихрамывающий раб с кувалдой, который сам выглядел так, будто думал, что взор Торуна нацелен прямо на него) и озирал окружающий мир ужасными немигающими глазами. Когда Торун остановил свое движение, он более совсем не шевелился, ни разу даже не переменил своего положения и не шевельнул пальцем, как будто превратился в статую.

Андреас больше ничего не говорил. Или же, если и произнес что-либо, то Томас не услышал. Вместо этого Верховный жрец уклонился в сторону, молча и подобострастно, хотя и с очевидным удовольствием и уступил дорогу могучей фигуре бога. Глаза бога пришли в движение, хотя голова оставалась совершенно неподвижной – теперь Торун направил свой взгляд на Томаса. Глаза и в самом деле немного светились изнутри, как это бывает с глазами животных, когда с ними встретишься ночью при отраженном свете. Свечение было красно-оранжевого цвета. Быстро оглядевшись, Томас понял, что глаза уставились именно на него, поскольку больше рядом никого не было. У одной из стен площади он заметил Лероса, распростертого в глубоком благословении, также как несколько других людей прямо на стенах и на земле.

Десятки людей наблюдали за ними сейчас, людей в белых одеждах и серых лохмотьях. Те, кто оказался в центре площади, разбегались в стороны, залезали на возвышения, стараясь уйти с дороги. Почти на каждом лице был написан благоговейный страх. Один только Фарли уставил свой взор в небеса.

И тут Торун двинулся вперед. Хотя движения его были достаточно проворными и казались вполне естественными, даже элегантными, все же почему-то оставалось впечатление, что перед ним статуя. Возможно, причиной тому было лицо, которое было совершенно нечеловеческое на вид, хотя каждая отдельная деталь была правильной по форме. Не выглядело это лицо и божественным – разве только богам полагалось быть на вид менее живыми, чем люди. Однако шаги Торуна были очень широкими и решительными. Томас увидел, как длинный меч бесконечно долго выходит из ножен одновременно с приближением бога, и как раз вовремя опомнился. Он отпрыгнул назад из-под полоснувшего дугой меча, который издал тихий и заунывный свист, падая в ударе, способном рассечь напополам человека, словно сорняк. Скрытые в бороде губы воинственного бога, наконец, открылись и раздался оглушительный боевой клич. Это был странный и ужасный звук, столь же нечеловеческий, как и светящиеся, немигающие глаза и неживое лицо. Томас своевременно перевел копье в боевое положение и механически выставил его, чтобы отразить следующий удар Торуна. Когда меч бога обрушился на него, то в обеих его руках вспыхнула ноющая боль, а бронированное копье едва не вырвалось из крепко сжимающих его ладоней. Это было похоже на ночной кошмар, когда снится, что ты снова ребенок, а на тебя нападает взрослый воин. Зрители оживились. Кем бы или чем бы Торун ни был, его сила намного превосходила силу любого человека.

Торун продвигался методично и неспешно. Отступая и кружа, Томас понимал, что должен сейчас выбрать для себя тактику и провести самую блистательную битву в своей жизни.

Начав сражаться в своей самой блистательной битве, Томас вскоре был вынужден признать, что положение было безнадежным для, него. Его самые яростные атаки отбрасывались легко и без усилий, в то время как удары мечом Торун наносил с такой убийственной силой и точностью, что было ясно – долго отбивать эти атаки или уворачиваться от них невозможно. От одних только страшных ударов меча по копью его руки уже страшно устали и онемели. Он продолжал сжимать копье обеими руками, словно дубину, и постепенно отступал, пытаясь между тем отыскать эффективную стратегию, подметить какую-нибудь слабость в обороне своего чудовищного противника. Сейчас уже Томаса ни в малейшей степени не волновал вопрос – был ли его соперник богом, человеком или чем-то иным.

Наконец, Томас изловчился и после хорошего обманного движения, за которым последовал отличный выпад, вонзил острие копья в густой мех туники Торуна. Однако он сразу же почувствовал, как копье отскочило от какого-то твердого бронированного покрытия под одеждой. Мгновение внезапной надежды сгорело так же быстро, как и появилось. Вокруг него зрители ахнули от изумления при виде его кажущего успеха, но сразу же дружно выдохнули, когда пошатнувшийся перед ними мир вновь встал на свое место. Торун был непобедим.

Однако у Томаса еще оставалась искра надежды. Если уж ему удалось нанести копьем один точный удар, то он сможет попасть и еще раз. Если покрытые мехом грудь и живот неуязвимы, то куда же ему бить? Может быть, в лицо? Нет. Можно стать несколько дальше – и это будет даже менее самоубийственно – и попробовать бить по ногам. Томас заметил, что суставы открытых и, кажется, незащищенных коленей Торуна не были покрыты кожей, как на человеческих ногах. Вместо этого в них виднелись тонкие и быстро двигающиеся трещины, как будто ноги принадлежали добротно изготовленной марионетке. Открывавшиеся коленные сочленения представляли собой очень маленькую и к тому же двигающуюся цель, однако это должно было вызвать не больше трудностей, чем те крылатые насекомые, которых Томас иногда поражал копьем для практика.