План побега - [19]
Сидя в одиночестве за письменным столом, я размышлял: "Разумеется, простая случайность забросила меня в гущу этого водоворота... Будем надеяться, все пройдет. Сменив столько женщин, как поется в песне, я, наверное, уже состарился. Стареть и прожигать жизнь (давно известно) - одно и то же. Пока я жил в свое удовольствие, мир изменился, он наполнился укрепительницами дюн, мне же эта тема приелась из-за того, что она очень привлекает Мерседес. И не просто приелась, она меня раздражает. Если все женщины посвятят себя укреплению дюн, женское многообразие оскудеет (впрочем, разве прежде не случалось подобное? Разве философы, систематизируя явления действительности, не обедняли ее?). Так или иначе, история знает множество не менее массовых психозов, чем укрепление дюн".
Мне не хотелось беспокоиться, но я всегда убеждался, что, выдавая желаемое за действительное, ничего не добьешься. Разве не выглядят смешно и трогательно молодящиеся старики? Вывод из моих умозаключений напрашивался сам собой: если разговоры об укреплении дюн действуют мне на нервы, ничего не остается, как порвать с Мерседес и возвратиться к жене.
Чтобы собраться с духом, я подумал: "Я бросил ее ради каких-то сумасшедших. А она - такая достойная женщина!" Мы с женой условились встретиться в кондитерской, за чашкой чая, держалась она превосходно, но сразу предупредила: "В нашем бывшем доме мы жить не сможем, я его продала. Да и какой нормальный человек в наше время будет жить в Буэнос-Айресе?" Она добавила, что купила дом на взморье, в дюнах, укреплению которых мы и посвятим себя. Чтобы скрасить одиночество, в котором я ее оставил, жена по вечерам посещала курсы, которые вел инженер - друг Дианы. Я спросил встревоженно, когда она стала бывать у Дианы. С тех пор, как они почувствовали, что связаны между собой, словно у них появилось что-то общее. "Она тебя отлично знает, - прибавила жена. - Она любит тебя, но называет невротиком. Даже хуже: психопатом. Она винит тебя в неспособности любить. Еще она сказала одну странную фразу, очень забавную и, конечно, совершенно нелепую. Сказала, что вид инженера по укреплению дюн обращает тебя в бегство". Мне не хотелось разочаровывать жену слишком быстро, и я удержался от комментариев и одобрил ее планы.
Остенде, 15 августа 1971 года
Примечания
Тамаринд (индийский финик) - дерево семейства бобовых.
Бремонтье Николя (1738-1809) - французский инженер, который занимался укреплением дюн в Гаскони.
... вспомнил о Дон Кихоте и его шлеме... - см. первую главу первого тома "Дон Кихота".
Остенде- город-курорт в Бельгии, на берегу Северного моря.
Перевод с испанского А.Борисовой, 2000г.
Примечания В.Андреев, 2000г.
Источник: Адольфо Биой Касарес, "План побега", "Симпозиум", СПб, 2000г.
OCR: Олег Самарин, [email protected], 20 декабря 2001
Адольфо Биой Касарес. История, ниспосланная провидением
Я всегда говорю: нет никого, кроме Бога.
Одна аргентинская сеньора
1
Написать о том, что произошло, я решил вовсе не ради удовольствия лишний раз об этом поговорить и не в угоду профессиональному инстинкту, который ждет, чтобы запечатлеть и осмыслить события в их последовательности - все как было, и не только грустное, но и совершенно необыкновенное, и даже ужасное. На самом деле меня призывает к этому моя совесть, да и Оливия настаивает, чтобы я прояснил некоторые события из жизни Роландо де Ланкера, события, которые в определенных кругах успели и прокомментировать, и, распространив слухи о них, исказить до неузнаваемости. И без сомнения, поскольку мысль человеческую невозможно удержать, первое, что вызывает в моей памяти имя Роландо де Ланкера, - это образы, потаенные в самой глубине души и в то же время необыкновенно ощутимые: я вспоминаю развалюху-повозку, которая катит по грязной дороге, божественно-вкусные воздушные трубочки в кондитерской "Лучшие бисквиты", любознательную светловолосую девушку, заброшенный английский парк с двумя каменными львами, затем три аллеи, обсаженные высокими эвкалиптами, которые раскачивали сильный ветер. Ничего рокового во всем этом нет, и, вглядываясь в прошлое, я едва различаю лишь неясный отсвет. Однако тот, кому эти образы показались бы загадочными символами и чье перо порезвее моего, мог бы преподать читателям назидательный урок.
Как все в Буэнос-Айресе - я имею в виду все, принадлежащие к моей профессии, - я знал, кто такой Роландо де Ланкер. Не то чтобы мне было известно нечто конкретное, просто я знал, что он существует на свете, что опубликовал какую-то книгу, что перессорился кое с кем из коллег. А лично с ним я познакомился благодаря его двоюродному брату Хорхе Веларде.
Вот тут-то, собственно, и начинается данная история. Однажды утром дверь издательства, где я работал, отворилась и я ощутил запах кожаной почтовой сумки и ремней, который невозможно спутать ни с чем. Я поднял голову. Разумеется, это был он, окутанный присущим ему запахом, Хорхе Веларде, который подписывался как "Аристобуло Талац" и который еженедельно публиковал в разделе "Мнение" несколько строчек всякой ерунды по поводу кинопремьер. Подозреваю, что именно за свой запах и свои габариты он получил кличку "Дракон"; а поскольку некоторые из друзей его детства называли его Святой Георгий, можно сделать вывод, что одно прозвище вытекает из другого. "Принес рукопись", - подумал я и покорился судьбе. Невероятно, но Дракон не достал на сей раз ни компиляцию каких-либо поэм - нечто новое в литературе, в жанре верлибра, который меня всегда ужасал, - ни содержательных эссе, отвергаемых читательской массой согласно психоаналитическому толкованию характеров по Лабрюйеру, ни даже детективный роман, чтобы опубликовать его под псевдонимом, поскольку автор хранил молчание более года и что скажут читатели теперь, когда он предстанет перед ними с этой белибердой; все это приходится, работая в издательствах, покорно принимать. Будучи не лишен вкуса, Хорхе Веларде даже не упомянул о своих неизданных произведениях, поговорил о жаре, которая непременно кончится такой грозой, что разверзнутся небеса, потом перешел на злободневные темы, угнетающие не меньше, чем вышеупомянутая жара, и довольно скоро принялся разглагольствовать о своем кузене Ланкере. Он придвинулся ко мне так близко, что я вынужден был вжаться в спинку кресла, ибо от него невыносимо несло кожей сумки и ремней, а он стал рассказывать мне, что его брат задумал организовать - или организовал Литературную академию и нуждается в моей помощи. В те годы я жил страстями, и мысль о том, что все подвержено законам логики и что искусство вполне можно и понимать и изучать, удручала меня. Поскольку, кроме будущей академии, в распоряжении Роландо де Ланкера находилась Эстансия в МонтеТранде, он уполномочил Дракона пригласить меня провести там конец недели. Вообще-то мне не нравится жить в чужих домах, но я принял предложение тотчас же.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Аргентинский прозаик Адольфо Биой Касарес (р. 1914—1999) – один из крупнейший латиноамериканских писателей XX века. Наряду с Борхесом, Маркесом и Кортасаром он уже причислен к классикам мировой литературы.
«Дневник войны со свиньями» (1969) стал одной из последних книг знаменитого аргентинского писателя, друга и соавтора X. Л. Борхеса – Адольфо Биоя Касареса (1914 – 1999).Этот роман, своего рода «Осень патриарха» по-аргентински, повествует (как, впрочем, почти все книги Касареса) о Буэнос-Айресе, но только это уже особенный Буэнос-Айрес: на сей раз, не энигматическая вселенная и не обитель дивных грез, а причудливый и пугающий лабиринт кошмаров, попадая куда, рискуешь всем – особенно если тебе уже за 30 лет.
Известные по отдельности как вполне «серьезные» писатели, два великих аргентинца в совместном творчестве отдали щедрую дань юмористическому и пародийному началу. В книгу вошли основные произведения, созданные X.Л.Борхесом и А.Биой Касаресом в соавторстве: рассказы из сборника «Две памятные фантазии» (1946), повесть «Образцовое убийство» (1946) рассказ.
Составленная X.Л.Борхесом и А.Биой Касаресом «Книга Небес и Ада» представляет собой самый необычный взгляд на древнейшую из «вечных проблем». Привычные истины уживаются в ней с парадоксальными определениями, составители включают себя в антологию, создают апокрифических авторов, приписывают реальным авторам несуществующие тексты… Удовольствие же, получаемое от чтения «Книги Небес и Ада», – это удовольствие от превосходного литературного произведения.
В рубрике «Документальная проза» — Адольфо Бьой Касарес (1914–1999) «Борхес» (Из дневников) в переводе с испанского Александра Казачкова. Сентенция на сентенции — о Шекспире, Сервантесе, Данте, Бродском и Евтушенко и т. п. Некоторые высказывания классика просятся в личный цитатник: «Важно, не чтобы читатель верил прочитанному, а чтобы он чувствовал, что писатель верит написанному». Или: «По словам Борхеса, его отец говорил, что одно слово в Евангелиях в пользу животных избавило бы их от тысяч лет грубого обращения.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.