План побега - [19]

Шрифт
Интервал

Сидя в одиночестве за письменным столом, я размышлял: "Разумеется, простая случайность забросила меня в гущу этого водоворота... Будем надеяться, все пройдет. Сменив столько женщин, как поется в песне, я, наверное, уже состарился. Стареть и прожигать жизнь (давно известно) - одно и то же. Пока я жил в свое удовольствие, мир изменился, он наполнился укрепительницами дюн, мне же эта тема приелась из-за того, что она очень привлекает Мерседес. И не просто приелась, она меня раздражает. Если все женщины посвятят себя укреплению дюн, женское многообразие оскудеет (впрочем, разве прежде не случалось подобное? Разве философы, систематизируя явления действительности, не обедняли ее?). Так или иначе, история знает множество не менее массовых психозов, чем укрепление дюн".

Мне не хотелось беспокоиться, но я всегда убеждался, что, выдавая желаемое за действительное, ничего не добьешься. Разве не выглядят смешно и трогательно молодящиеся старики? Вывод из моих умозаключений напрашивался сам собой: если разговоры об укреплении дюн действуют мне на нервы, ничего не остается, как порвать с Мерседес и возвратиться к жене.

Чтобы собраться с духом, я подумал: "Я бросил ее ради каких-то сумасшедших. А она - такая достойная женщина!" Мы с женой условились встретиться в кондитерской, за чашкой чая, держалась она превосходно, но сразу предупредила: "В нашем бывшем доме мы жить не сможем, я его продала. Да и какой нормальный человек в наше время будет жить в Буэнос-Айресе?" Она добавила, что купила дом на взморье, в дюнах, укреплению которых мы и посвятим себя. Чтобы скрасить одиночество, в котором я ее оставил, жена по вечерам посещала курсы, которые вел инженер - друг Дианы. Я спросил встревоженно, когда она стала бывать у Дианы. С тех пор, как они почувствовали, что связаны между собой, словно у них появилось что-то общее. "Она тебя отлично знает, - прибавила жена. - Она любит тебя, но называет невротиком. Даже хуже: психопатом. Она винит тебя в неспособности любить. Еще она сказала одну странную фразу, очень забавную и, конечно, совершенно нелепую. Сказала, что вид инженера по укреплению дюн обращает тебя в бегство". Мне не хотелось разочаровывать жену слишком быстро, и я удержался от комментариев и одобрил ее планы.

Остенде, 15 августа 1971 года

Примечания

Тамаринд (индийский финик) - дерево семейства бобовых.

Бремонтье Николя (1738-1809) - французский инженер, который занимался укреплением дюн в Гаскони.

... вспомнил о Дон Кихоте и его шлеме... - см. первую главу первого тома "Дон Кихота".

Остенде- город-курорт в Бельгии, на берегу Северного моря.

Перевод с испанского А.Борисовой, 2000г.

Примечания В.Андреев, 2000г.

Источник: Адольфо Биой Касарес, "План побега", "Симпозиум", СПб, 2000г.

OCR: Олег Самарин, [email protected], 20 декабря 2001

Адольфо Биой Касарес. История, ниспосланная провидением

Я всегда говорю: нет никого, кроме Бога.

Одна аргентинская сеньора

1

Написать о том, что произошло, я решил вовсе не ради удовольствия лишний раз об этом поговорить и не в угоду профессиональному инстинкту, который ждет, чтобы запечатлеть и осмыслить события в их последовательности - все как было, и не только грустное, но и совершенно необыкновенное, и даже ужасное. На самом деле меня призывает к этому моя совесть, да и Оливия настаивает, чтобы я прояснил некоторые события из жизни Роландо де Ланкера, события, которые в определенных кругах успели и прокомментировать, и, распространив слухи о них, исказить до неузнаваемости. И без сомнения, поскольку мысль человеческую невозможно удержать, первое, что вызывает в моей памяти имя Роландо де Ланкера, - это образы, потаенные в самой глубине души и в то же время необыкновенно ощутимые: я вспоминаю развалюху-повозку, которая катит по грязной дороге, божественно-вкусные воздушные трубочки в кондитерской "Лучшие бисквиты", любознательную светловолосую девушку, заброшенный английский парк с двумя каменными львами, затем три аллеи, обсаженные высокими эвкалиптами, которые раскачивали сильный ветер. Ничего рокового во всем этом нет, и, вглядываясь в прошлое, я едва различаю лишь неясный отсвет. Однако тот, кому эти образы показались бы загадочными символами и чье перо порезвее моего, мог бы преподать читателям назидательный урок.

Как все в Буэнос-Айресе - я имею в виду все, принадлежащие к моей профессии, - я знал, кто такой Роландо де Ланкер. Не то чтобы мне было известно нечто конкретное, просто я знал, что он существует на свете, что опубликовал какую-то книгу, что перессорился кое с кем из коллег. А лично с ним я познакомился благодаря его двоюродному брату Хорхе Веларде.

Вот тут-то, собственно, и начинается данная история. Однажды утром дверь издательства, где я работал, отворилась и я ощутил запах кожаной почтовой сумки и ремней, который невозможно спутать ни с чем. Я поднял голову. Разумеется, это был он, окутанный присущим ему запахом, Хорхе Веларде, который подписывался как "Аристобуло Талац" и который еженедельно публиковал в разделе "Мнение" несколько строчек всякой ерунды по поводу кинопремьер. Подозреваю, что именно за свой запах и свои габариты он получил кличку "Дракон"; а поскольку некоторые из друзей его детства называли его Святой Георгий, можно сделать вывод, что одно прозвище вытекает из другого. "Принес рукопись", - подумал я и покорился судьбе. Невероятно, но Дракон не достал на сей раз ни компиляцию каких-либо поэм - нечто новое в литературе, в жанре верлибра, который меня всегда ужасал, - ни содержательных эссе, отвергаемых читательской массой согласно психоаналитическому толкованию характеров по Лабрюйеру, ни даже детективный роман, чтобы опубликовать его под псевдонимом, поскольку автор хранил молчание более года и что скажут читатели теперь, когда он предстанет перед ними с этой белибердой; все это приходится, работая в издательствах, покорно принимать. Будучи не лишен вкуса, Хорхе Веларде даже не упомянул о своих неизданных произведениях, поговорил о жаре, которая непременно кончится такой грозой, что разверзнутся небеса, потом перешел на злободневные темы, угнетающие не меньше, чем вышеупомянутая жара, и довольно скоро принялся разглагольствовать о своем кузене Ланкере. Он придвинулся ко мне так близко, что я вынужден был вжаться в спинку кресла, ибо от него невыносимо несло кожей сумки и ремней, а он стал рассказывать мне, что его брат задумал организовать - или организовал Литературную академию и нуждается в моей помощи. В те годы я жил страстями, и мысль о том, что все подвержено законам логики и что искусство вполне можно и понимать и изучать, удручала меня. Поскольку, кроме будущей академии, в распоряжении Роландо де Ланкера находилась Эстансия в МонтеТранде, он уполномочил Дракона пригласить меня провести там конец недели. Вообще-то мне не нравится жить в чужих домах, но я принял предложение тотчас же.


Еще от автора Адольфо Бьой Касарес
Микрорассказ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дело жизни

Имя Адольфо Биой Касареса (1914–1999) в аргентинской – и в мировой! – литературе стоит рядом с именами Борхеса и Кортасара. «Борхес завораживает, Кортасар убеждает, Биой Касарес тревожит» – это краткая и точная характеристика, данная французским критиком Юбером Жюэном наиболее значительным прозаикам современной Аргентины. Действительнось, окружавшая Биой Касареса, вызывала у писателя тревогу. И эта тревога явственно звучит в психолого-фантастических романах «План побега», «Сон о героях», «Спящие на солнце», упрочивших всемирную известность автора «Изобретения Мореля».Помимо романов, в настоящее издание включены избранные рассказы разных лет.


Шесть загадок дона Исидро Пароди

В сборник вошли произведения, созданные Х.Л. Борхесом в соавторстве с его другом А. Бьой Касаресом. «Шесть загадок для дона Исидро Пароди» – цикл пародийно-детективных новелл, где расследованием преступлений занимается весьма необычный герой – узник столичной тюрьмы.


Пассажирка первого класса

Имя Адольфо Биой Касареса (1914–1999) в аргентинской – и в мировой! – литературе стоит рядом с именами Борхеса и Кортасара. «Борхес завораживает, Кортасар убеждает, Биой Касарес тревожит» – это краткая и точная характеристика, данная французским критиком Юбером Жюэном наиболее значительным прозаикам современной Аргентины. Действительнось, окружавшая Биой Касареса, вызывала у писателя тревогу. И эта тревога явственно звучит в психолого-фантастических романах «План побега», «Сон о героях», «Спящие на солнце», упрочивших всемирную известность автора «Изобретения Мореля».Помимо романов, в настоящее издание включены избранные рассказы разных лет.


Борхес. Из дневников

В рубрике «Документальная проза» — Адольфо Бьой Касарес (1914–1999) «Борхес» (Из дневников) в переводе с испанского Александра Казачкова. Сентенция на сентенции — о Шекспире, Сервантесе, Данте, Бродском и Евтушенко и т. п. Некоторые высказывания классика просятся в личный цитатник: «Важно, не чтобы читатель верил прочитанному, а чтобы он чувствовал, что писатель верит написанному». Или: «По словам Борхеса, его отец говорил, что одно слово в Евангелиях в пользу животных избавило бы их от тысяч лет грубого обращения.


Книга небес и ада

Составленная X.Л.Борхесом и А.Биой Касаресом «Книга Небес и Ада» представляет собой самый необычный взгляд на древнейшую из «вечных проблем». Привычные истины уживаются в ней с парадоксальными определениями, составители включают себя в антологию, создают апокрифических авторов, приписывают реальным авторам несуществующие тексты… Удовольствие же, получаемое от чтения «Книги Небес и Ада», – это удовольствие от превосходного литературного произведения.


Рекомендуем почитать

Зуи

Писатель-классик, писатель-загадка, на пике своей карьеры объявивший об уходе из литературы и поселившийся вдали от мирских соблазнов в глухой американской провинции. Книги Сэлинджера стали переломной вехой в истории мировой литературы и сделались настольными для многих поколений молодых бунтарей от битников и хиппи до современных радикальных молодежных движений. Повести «Фрэнни» и «Зуи» наряду с таким бесспорным шедевром Сэлинджера, как «Над пропастью во ржи», входят в золотой фонд сокровищницы всемирной литературы.


Истинная сущность любви: Английская поэзия эпохи королевы Виктории

В книгу вошли стихотворения английских поэтов эпохи королевы Виктории (XIX век). Всего 57 поэтов, разных по стилю, школам, мировоззрению, таланту и, наконец, по их значению в истории английской литературы. Их творчество представляет собой непрерывный процесс развития английской поэзии, начиная с эпохи Возрождения, и особенно заметный в исключительно важной для всех поэтических душ теме – теме любви. В этой книге читатель встретит и знакомые имена: Уильям Блейк, Джордж Байрон, Перси Биши Шелли, Уильям Вордсворт, Джон Китс, Роберт Браунинг, Альфред Теннисон, Алджернон Чарльз Суинбёрн, Данте Габриэль Россетти, Редьярд Киплинг, Оскар Уайльд, а также поэтов малознакомых или незнакомых совсем.


Том 4. Приключения Оливера Твиста

«Приключения Оливера Твиста» — самый знаменитый роман великого Диккенса. История мальчика, оказавшегося сиротой, вынужденного скитаться по мрачным трущобам Лондона. Перипетии судьбы маленького героя, многочисленные встречи на его пути и счастливый конец трудных и опасных приключений — все это вызывает неподдельный интерес у множества читателей всего мира. Роман впервые печатался с февраля 1837 по март 1839 года в новом журнале «Bentley's Miscellany» («Смесь Бентли»), редактором которого издатель Бентли пригласил Диккенса.


Старопланинские легенды

В книгу вошли лучшие рассказы замечательного мастера этого жанра Йордана Йовкова (1880—1937). Цикл «Старопланинские легенды», построенный на материале народных песен и преданий, воскрешает прошлое болгарского народа. Для всего творчества Йовкова характерно своеобразное переплетение трезвого реализма с романтической приподнятостью.


Неписанный закон

«Много лет тому назад в Нью-Йорке в одном из домов, расположенных на улице Ван Бюрен в районе между Томккинс авеню и Трууп авеню, проживал человек с прекрасной, нежной душой. Его уже нет здесь теперь. Воспоминание о нем неразрывно связано с одной трагедией и с бесчестием…».