Пламя зимы - [56]

От стыда у меня окаменела спина. Видимо, Бруно заметил это, хоть он и был на шаг позади меня и не мог видеть выражения моего лица. Он положил мне руку на плечо, причем именно тогда, когда королева перевела на него свой ничего не выражающий взгляд. Если Бруно и разволновался, то по его руке я бы этого не сказала. Она оставалась теплой и твердой, спокойно связывающей нас, и он легко и с улыбкой в голосе ответил на замечание королевы:

– Я прошу прощения за смелость возразить вам, мадам. Дело не в том, что мы плохо подходим друг другу и что вы знали об этом. Дело в том, что мы уже поссорились. Люди как-то всегда находят время для ссоры.

– Пусть все ваши ссоры заканчиваются смехом, – заключил Стефан, приобнял королеву и увел ее прочь.

– Я не хочу, чтобы ты разыгрывала дурочку так долго, – произнес Бруно, когда они удалились. – Она с большим подозрением относится к тебе.

– Я не была… – со злостью начала я, пытаясь возразить на слова «разыгрывала дурочку», но потом поняла, что это бесполезно. – Я не могла придумать, чем еще заняться. Мне очень жаль, если я запятнала тебя своей грязью, – холодно добавила я.

– И вот такой ты должна быть, – спокойно ответил Бруно, взял меня за руку и повернул к себе, – потому что, если бы я был таким, твоя цель никогда не была бы достигнута. Но тебе не надо волноваться, что королева может подозревать меня в неверности. Так или иначе, моя жизнь принадлежит королю, и она сама уже сделала мне столько одолжений, что никакая услуга, которую бы я ей оказал, не сможет меня освободить от обязательств перед ними.

– Да, но она действительно посмотрела на тебя странно, как человек, который затаил не одно сомнение или подозрение, – резко ответила я.

– Она? – Бруно вопросительно взглянул, а затем слегка пожал плечами. – Ну тогда я скоро узнаю, что тревожит ее, если она вообще обо мне думает. Королеву нелегко понять.

Затем он потянул меня к двери, и я увидела, как все пошли в большой зал. За столом все разговоры, которые я слышала в паузах беседы с Бруно, были о замечательной победе под Норталлертоном. Но Бруно, казалось, хотел оградить меня от них, посадив рядом с собой ближе к концу стола, где было поменьше рыцарей, и развлекая в основном смешными объяснениями, почему его никогда не выберут служить королю, как других рыцарей Его Величества. И несмотря на то, что мне надоели его опасения насчет того, как бы я не выдала себя гневом или обидой за неуважение к королю Дэвиду, меня забавляли его выдумки.

Кроме того, мне больше нравилось сидеть с ним, чем среди королевских дам. Теперь, когда королева знала, что я пришла в себя, я не рискнула бы в их присутствии разыгрывать из себя идиотку. Я была уверена, что это вынудило бы Мод еще больше не доверять мне. А то, что я вернулась вдруг к своему естественному, нормальному поведению, безусловно, заставило бы всех этих дам возненавидеть меня. Они бы подумали, как и королева, что я притворялась все это время и делала из них дурочек или что, может быть, я слышала секреты, которые мне не следовало бы слышать, как, например, в тот день, когда я узнала, что Бруно совсем не склонен заигрывать с женщинами, даже если они сами этого хотят. Возможно, меня не должно было трогать, что женщины невзлюбят меня, но я вынуждена была проводить с ними почти все время днем, и мне было бы очень трудно, если бы все сторонились или презирали меня.

Я была рада отвлечься от этой проблемы и просто наслаждалась обедом. А когда трапеза закончилась и король встал, чтобы выйти из-за стола, я подумала, что могу отложить решение вопроса с королевскими дамами. Мне хотелось погулять в саду или осмотреть замок, чтобы не потеряться, если когда-нибудь мне понадобится найти дорогу одной. Бруно тоже поднялся и отодвинул наконец скамьи так, чтобы я могла легко выйти из-за стола. Я улыбнулась и машинально кивнула ему. Он мельком взглянул на короля, который в это время что-то говорил Мод, а сам посматривал на вход в свой кабинет, где его уже ждали несколько человек.

– Я должен идти, – сказал Бруно, – а ты захвати какой-нибудь еды для Эдны. И если сможешь, подыщи ей что-нибудь из одежды, получше, чем то, что на ней. Я буду признателен тебе и все заменю новым, что бы ты ей не отдала.

Я как-то забыла про девочку, и поэтому слова Бруно сильно удивили меня. Но еще больше возмутило меня, что он ушел прежде, чем я смогла прийти в себя и спросить его, как же он посмел послать путану прислуживать мне. Мне хотелось назло ему не выполнить его просьбу, но я вспомнила глаза девочки, когда я принесла ей хлеб и сыр, что остались от завтрака. Такие глаза я видела прежде – слава Богу, не часто, – в те редкие годы, когда был неурожай и не было ни рыбы, ни дичи. И, несмотря на всю мою злость на Бруно, я не смогла отказать девочке в какой-нибудь пище. Она ведь сможет унести то, что не съест, и, по крайней мере день-два будет сыта.

Я оглянулась вокруг, увидела слугу с корзинкой для милостыни и поманила его к себе. Он не удивился, когда я попросила у него корзину, просто отдал ее мне и отошел, – я думаю, чтобы взять другую. Меня, конечно, немного беспокоило, не отличались ли правила королевского застолья от наших, но я все же решила воспользоваться возможностью, так как знала, что даже в таких больших городах, как Карлайл и Ричмонд, считалось вполне нормальным и для благородных дам собирать остатки со стола и уносить их для нищих у ворот.