Пламя - [6]

В 1920-е годы он прочитал сотни лекций по психологии и индустриальной истории, провел множество курсов повышения квалификации, начал писать статьи по социологии, психологии и философии для целого ряда газет. Серьезных книг на его полках становилось все больше, и он принялся составлять свои собственные философские теории. К концу 1928 года он так поднаторел в этом, что решил бросить вызов одному из ведущих философов того времени, Альфреду Норту Уайт-хеду, на тот момент профессору Гарвардского университета.

В своем эссе «Расположение физических предметов» Стэплдон предложил интерпретацию, а затем — опровержение одной из теорий Уайтхеда.

...Профессор Уайтхед утверждает, что природа есть то, что мы ощущаем посредством чувственного восприятия. Все, что любой из нас ощущает посредством чувственного восприятия, заключается в физической природе — так или иначе. И хотя из нашего чувственного восприятия мы можем сделать вывод о невоспринятых и даже о невоспринимаемых чертах природы, эти черты должны всегда быть из того же материала, как и те, которые мы воспринимаем. О том, что находится «за завесой восприятия», мы ничего не знаем. Фактически, относиться к нашему ощущаемому полю как к завесе, скрывающей нечто иное, нежели саму себя, — все равно, что выдвинуть нереальную проблему.

Представив свои комментарии, Стэплдон заявил, что труды Уайтхеда, возможно, «были скорее содержательными, нежели ясными и последовательными». В этой статье он и сам допустил ту же ошибку. Помимо трудности следования за нитью собственных аргументов Стэплдона, иногда почти невозможно определить, что он приписывает Уайтхеду, а что — себе, или даже понять, с чем именно из позиции Уайтхеда он согласен, а с чем — готов поспорить. Похоже, Стэплдон хочет сказать, что всё есть не то, чем кажется, что даже самые определенные предметы могут оказаться субъектом иллюзии. Предмет, к примеру, может не быть твердым только потому, что сопротивляется давлению. Он может не быть круглым потому, что он круглый лишь по нашим ощущениям. Он не находится в определенном месте, потому что физическая «улика», как нам кажется, определяет его туда. Он делает вывод:

Событие, если понимать его как всего лишь положение или объем в пространственно-временной системе, локализуется просто. Но такая локальность в высшей степени абстрактна. Если иметь в виду фактор в реально существующей активности, каковая и есть природа, имеющий продолжительность, привносящий во вселенную совокупность неких характеристик и сохраняющий их, то такое событие локализировать непросто. Его локальность и форма — лишь отвлеченное понятие, абстракция.

«Журнал философских исследований» был хорошим форумом, так как с ним сотрудничали такие всемирно известные личности, как Джулиан Хаксли, Бертран Рассел и Гарольд Ласки. Тем не менее Олафу Стэплдону не было предначертано проводить много времени в спорах с другими философами. Вскоре после выхода следующей книги, «Современной теории этики» («Метуэн», 1929), которая была выпущена очень маленьким тиражом и осталась практически незамеченной, он нашел новую область выражения. Ею оказалась беллетристика. Результатом стали «Последние и первые люди», изданные «Метуэн» 23 октября 1930 года. «Джонатан Кейп энд Харрисон Смит, инкорпорейтед», вероятно, уже предвкушая собственный скорый выход американского издания, приобрели ad interim, в том же 1930 году, право перепечатки книги. Американское издание появилось на прилавках книжных магазинов 23 марта 1931 года; оно содержит краткое вступительное слово автора, не обнаруженное в британском издании. Здесь Стэплдон признает: «Я представлял себе триумф более грубой формы американизма над всем тем, что является лучшим и многообещающим в американской культуре. Пусть же этого никогда не произойдет в реальном мире!» Фирма «Кейп энд Смит» была известна качеством своих авторов, будучи одними из первых издателей Уильяма Фолкнера и имея в своих списках такие имена, как Д.Г. Лоуренс, Роберт Грейвс, Зигмунд Фрейд и Ивлин Во, и их книги всегда привлекали пристальное внимание.

В Англии роман продавался лучше, чем в Соединенных Штатах (пережил четыре тиража), но отзывы некоторых из наиболее значительных литературных критиков США были самыми что ни на есть восторженными. Можно со всей определенностью утверждать, что именно рецензии на «Последних и первых людей» определили будущее направление жизни Стэплдона. Ему предстояло стать настоящим писателем, проводящим за письменным столом большую часть дня, и лишь по совместительству лектором. К счастью, ему не нужно было думать о том, как бы заработать этим, писательским, трудом побольше денег — средства к существованию у него имелись.

Как родился сюжет «Последних и первых людей»? В одном из последних интервью Стэплдон сказал: «Общий план пришел мне в голову совершенно внезапно, когда я наблюдал за тюленями с клифов Энглсеи. Впоследствии я просто выведал у моих друзей-ученых всю информацию, какая мне была нужна, и устроился поудобнее, чтобы написать историю с точки зрения человека, живущего в отдаленном будущем». Этими друзьями, естественно, были профессора Ливерпульского университета.