Пламя потухшего вулкана - [20]

Количество листовок, которые время от времени давал мне Сашка, с каждым разом увеличивалось. Вначале я ограничивался соседними дворами. Затем ходил по парадным всех домов в районе своего метро. Потом и этих мест стало не хватать, и я уже мотался у «Московских ворот», «Электросилы», «Парка Победы» и «Московской». Чердак рыночного корпуса в Апрашке к тому времени всем порядком опостылел, однако, сменить расположение на более выгодное доход не позволял. Переезд в другое подобное захолустье, где я так и не успел побывать, похоронил последние надежды самостоятельно выкарабкаться из глубокого кризиса и громко провозглашенные цели вообще оказались под вопросом. Не знаю, сыграл ли тогда решающую роль Наташин муж, Медаль Свободы Галины Петровны или статус ее миссии, как «самой крупной на планете», но будущему Центру знаменитостей предоставили-таки временное пристанище на Лиговке 33. Мы стали занимать два стола и часть книжного шкафчика в просторном помещении для штата большого Центра на 3-м этаже с видом на Лиговский проспект и гостиницу «Октябрьская». Также нам разрешалось пользоваться услугами тест линии, местом регистратора, классом ДСХ и различными подсобками для предоставления профессионального дианетического одитинга.

Кроме маленьких хитростей распространения рекламы меня научили ее штамповать и размечать. «Штамповка» была необходима, когда на рекламных объявлениях отсутствовала информация для связи. Все листовки обычно изготовлялись в одной московской типографии, а использовались по всей России (так было дешевле). Поэтому конкретные данные на них не печатали и каждому Центру требовалось ставить дополнительный штамп со своим адресом и телефоном. Мое представление об этом, как о неком вальяжном действии, было разбито вдребезги. Проставлять за минуту менее 30 оттисков оказалось чересчур медленно, притом, что общее количество листовок порой переваливало за десяток тысяч в день! Наташа, научившаяся этому за предыдущие годы, могла бы, наверное, составить конкуренцию даже типографскому автомату, чем сразу же заслужила мое большое уважение.

Разметка заключалась в том, что бралась пачка рекламы и немного сгибалась, так, чтобы кончики образовывали что-то вроде веера. Затем по этим кончикам одним или несколькими маркерами проводились линии, в соответствии с тем, кто должен ее распространять. К примеру, если листовки должны были достаться мне, то проводились две черные линии, если Сашке — одна синяя и одна черная. Это делалось для того, чтобы определить, трудам какого именно сотрудника организация обязана, чтобы потом его вознаградить (по этой причине, даже на бесплатную услугу обычно просят принести приглашение, из которого человек о ней узнал). «Крутость» в разметке определялась толщиной пачки на одно движение маркера. Здесь первенство, несомненно, было за Сашкой.

«Раскидывать» листовки означало аккуратно разложить по ящикам, которые явно используются (что не служило оправданием низкой скорости). Разбрасывать их, подобно революционным прокламациям, считалось овертом и если я видел листовку Дианетики на полу парадной или где-то на земле, из соображений соблюдения чистоты и порядка мне следовало обязательно ее поднять.

— 4-

В начале мая мои труды были отмечены благодарностью: «За вклад в игру ко дню рождения для миссий». Игра «Ко дню рождения ЛРХ» — главное соревнование всех сознательных саентологов. Существовало несколько «весовых категорий». В категории «для миссий», выигрывали те центры, чьи темпы расширения оказывались самыми быстрыми за год, по сравнению с другими миссиями планеты. Исходный размер не имел никакого значения, главное — скорость, с которой он увеличивался. Таким образом, в эту игру могла выиграть даже совсем маленькая миссия, как наша, если рост ее статистик вдруг окажется интенсивней, чем у гиганта, вроде первого центра. Итоги подводились еженедельно по четвергам, ежемесячно и, наконец, в День рождения ЛРХ — 13 марта, когда награждались победители со всего мира.

Прислушавшись к совету «старейшин», я перешел на более эффективное распространение в многоэтажках, где висело сразу по шесть, восемь, а то и десять блоков почтовых ящиков в каждом подъезде. Для этого пришлось осваивать новые районы — «Автово», «Купчино», «Проспекта Просвещения», «Пионерской», «Приморской» и ряд других, но особенно мне полюбилась восточная окраина города у станций метро «Проспект Большевиков» и «Улица Дыбенко». В отличие от «Купчино» и «Просвета», почтовые ящики здесь встречались почти во всех домах. В отличие от «Пионерской», не нужно было торчать у домофонов и объяснять, что я «принес почту». В отличие от «Приморской», территории жилой застройки с лихвой хватало для распространения десятков тысяч листовок, что позволяло работать там целый день без необходимости разъезжать по всему городу. Имелась, надо сказать, и еще одна причина — там жила девушка, к которой уже второй год я испытывал самые нежные чувства. Мы вместе учились в техникуме в параллельных группах — я на юриста, а она на экономическом. Я ей, правда, не нравился, но отказываясь сдавать позиции, этой весной я решил покорить ее сердце, проколов вначале пупок, затем бровь, а потом еще и ухо. Наташа мой поступок оценила, у нас появилась общая тема для разговора (у нее тоже был пирсинг), но в сумасшедшую любовь наше общение так и не переродилось. Заходя в ее парадку, я доставал самые красивые и, на мой взгляд, эффективные рекламки Дианетики и Саентологии, которые специально брал в щедром на цветную полиграфию первом Центре, и бережно вкладывал в ее почтовый ящик.