Пламя под пеплом - [60]

Фронт — накануне весны. 20 миллионов советских солдат находятся под ружьем: 9 миллионов — на передовой, 11 — в резерве. Красная Армия, мощь которой усилилась благодаря новой могучей боевой технике, готовит гигантское наступление. Она обрушит на врага смертельный удар и разгромит его раз и навсегда.

Жители всех оккупированных территорий!

Страшась восстания, враг решил немедленно покончить с вами. Он расстреливает ваших лучших сынов, сотнями и тысячами угоняет их в Германию. Массы людей уже уничтожены гитлеровским террором в Варшаве, Калише, Вильнюсе, Львове.

Не давайте гнать себя, как скот, на бойню! Если врагу придется ломать сопротивление каждого из нас, план его будет сорван

Среди вас гибнут тысячи пассивных жертв Но свобода добывается только ценой активного сопротивления

Присоединяйтесь к партизанам. Вредите врагу.

Уничтожайте шоссе, эшелоны, заводы.

Смерть оккупантам.

Победа за нами.

Союз борцов против германских захватчиков

Спустя некоторое время в штаб ЭФПЕО обратился Ицеле Ковальский с предложением организовать подпольную типографию Ицеле работал в немецкой типографии, и эта мысль не давала ему покоя Он тщательно подготовил кражу шрифтов и стащил их буквально на глазах у немцев Через несколько дней на тайной квартире в городе была оборудована типография. Командование ЭФПЕО передало ее в распоряжение городской подпольной организации

Жители Вильнюса, до сих пор черпавшие духовную пищу из «Неподлеглости, вдруг стали находить листовки за подписью «Союз польских партизан» с призывом к активной борьбе против немецких оккупантов А через несколько дней по городу была разбросана уйма листовок на литовском языке, звавших вступать в ряды партизан и принять участие в организации диверсий и саботажа. Под текстом значилось «Союз свободной Литвы»

Наши ребята члены ЭФПЕО, по ночам прокрадывались из гетто в город и распространяли листовки. Не раз это задание поручалось тринадцати-четырнадцатилетним подросткам, и они его выполняли с энтузиазмом и гордостью за оказанное доверие

Тогда в вильнюсском подполье начала выходить газета «Штандар вольности — Знамя свободы. В ней читатели находили правдивые известия о положении на фронтах, ощущали решимость и убежденность свободной мысли Так начала свою деятельность польская типография организованная членом ЭФПЕО ревизионистом Ицелем Ковальским и выпускавшая коммунистическую газету и листовки.

Окрепли связи и сотрудничество с городом. Беречь эти связи стало теперь одной из самых первоочередных задач. Штаб поручил эту обязанность Лизе Магун. Она — главный связной между городом и гетто.

По возвращении из Ошмян Лиза с удвоенной энергией взялась за работу. Она — связная своего звена, ведет воспитательную работу в группе «Авив»,[26] является членом секретариата нашего «шитуфа» и время от времени выполняет еще отдельные задания в городе.

Возложенное на нее новое поручение штаба чрезвычайно сложно и ответственно. До сих пор она выходила в город под видом арийки, без желтых заплат, с сомнительным польским удостоверением. Теперь, при новой роли, ей необходимы более надежные бумаги. На полицейских станциях в городе как раз идет выдача новых удостоверений личности. Лиза решает обзавестись таким удостоверением и отправляется в германскую полицию, заполняет анкету, заверенную подписями свидетелей-арийцев. Через несколько дней документы будут у нее в руках. Она возвращается в гетто, в «шитуф». У нее превосходное настроение. «Отличный паспорт, с ним при некоторой ловкости можно забраться в пасть к самому дьяволу! Поеду в Белосток — оттуда давно нет никаких известий».

Через несколько дней Лиза покинула гетто. На рассвете мы вместе проходим через ворота, она присоединяется к бригаде ИВО, шагаем с ней. На улице она отходит в сторону, и я помогаю ей снять со спины заплату. Она закутывается в свой «арийский» дождевик, быстро ступает на тротуар и пропадает за поворотом улицы.

Бригада продолжает обычный путь. Кто-то, занявший ее место в ряду, удивляется: «Разве эта девушка из гетто? С такой внешностью!» В момент, когда она покидает группу, все взгляды прикованы к ней с удивлением и восхищением, смешанным с тревогой. Кажется, только она одна не беспокоится и, улыбаясь мне, роняет скороговоркой: «До свидания! Постараюсь сегодня вернуться пораньше домой».

«До свидания!» Внезапно на меня нападает страх. Подмывает броситься за ней, остановить.

Всеми силами пытаюсь справиться со своими чувствами. «Что это ты так испугалась?» — уговариваю я себя. Товарищи ходят в город ежедневно, в том числе и Лиза. Она, может быть, более чем другие умеет избежать опасности, ловка и изобретательна.

…В тот день Лиза не возвратилась. Она не вернулась больше никогда. Ее арестовали на полицейской станции при получении паспорта. Задержал ее литовский полицейский. Может, кто-то донес? Ее отправили в гестапо. Там, в подвалах, держали неделю, допрашивали, пытаясь добиться сведений. Она не сказала ничего. После недели пыток ее перевели в Лукишки.

Мы делали что могли для ее освобождения. Привели литовцев из гестапо к знакомым в гетто, те поили их допьяна, совали деньги, пытаясь добиться обещания, что Лизу выпустят. Литовцы лакали дорогие ликеры, принимали подношения, обещали, что сделают все. Мы подкупили даже судебного следователя, но внезапно узнали, что ее дело передано Кайзеру, главе гестапо. Принялись нажимать на Деслера, чтобы вмешался. Он отговаривался трудностями, риском для гетто… Под конец пообещал поговорить с Вайсом. Через несколько дней подкупленная нами женщина, убиравшая в кабинете начальника гестапо, увидела на папке с делом Лизы крест — смертный приговор.