Пламя и цветок - [3]

В тесном закутке находились только самые необходимые вещи, однако Хэзер была рада и такому убежищу. Она вздохнула еще раз и зажгла огарок свечи, стоящий на шатком столе рядом с узкой веревочной койкой.

«Будь я посильнее и посмелее, — думала Хэзер, — я живо поставила бы ее на место. Вот бы осмелиться хоть когда-нибудь возразить ей! — Она сжала кулачок, и грустная улыбка пробежала по ее губам. — Нет, чтобы потягаться с ней, мне понадобилось бы стать сильнее самого Самсона!»

Она заранее приготовила кувшин с горячей водой и таз и теперь радовалась в предвкушении купания. С гримасой отвращения Хэзер стащила с себя ненавистное платье. Оставшись обнаженной, она выпрямилась и провела руками по стройному телу, морщась, когда задевала синяки и ссадины. Позавчера, когда Хэзер нечаянно опрокинула чашку с чаем, тетка пришла в ярость, беспощадно избив племянницу колючим веником.

Хэзер с трепетом вынула из сундука розовое платье и повесила его на виду. Вода словно смывала усталость, и девушка мылась до тех пор, пока ее кожа не порозовела. Намылив мочалку крохотным кусочком ароматного мыла, она яростно растиралась, наслаждаясь приятным запахом и видом белоснежной пены.

Завершив мытье, она осторожно надела платье поверх поношенной нижней кофточки. Два года назад платье было ей впору, но сейчас лиф туго обтянул грудь. Хэзер заглянула в слишком глубокий вырез с соблазнительно выступающими из него округлостями и поняла, что эту беду ничем не поправить: платье было единственным и времени на его переделку уже не оставалось.

Хэзер было приятно ощущать прикосновение мягкой ткани. Она принялась за волосы и расчесывала их до тех пор, пока они не заблестели. Отец всегда гордился ее волосами, часто гладил длинные пряди, и, как догадывалась Хэзер, когда-то он так гладил волосы ее матери. Не раз он смотрел на нее горящими глазами, бормоча имя жены, а спохватившись, отворачивался, вытирая слезы.

Подчиняясь приказу тетки, Хэзер заплела косу и обернула ее вокруг головы, но оставила несколько длинных локонов спадать на спину в роскошном беспорядке, а еще один локон с явным вызовом выпустила на виске. Она оглядела себя в осколок разбитого зеркала и кивнула. Было невозможно выглядеть лучше со столь скудными средствами.

Хэзер услышала, как кто-то вошел в хижину и прошелся по комнате и в тот же момент раздался знакомый лающий кашель. Она вышла из-за занавески, зная, что это вернулся дядя Джон. Он раскурил трубку и вновь закашлялся. По комнате поплыл сизый дым.

Джон Симмонс был несчастным человеком. Его единственной радостью в жизни были тщательно сберегаемые деньги; после сомнительного союза с теткой Фанни он махнул на себя рукой. Его рубашка была вечно заляпана жирными пятнами, под ногтями чернела грязь. Он уже давно утратил юношескую привлекательность. Теперь перед Хэзер стоял изможденный, жалкий мужчина, выглядевший гораздо старше своих лет. Его глаза подернулись мутной пленкой несбывшихся мечтаний и разбитых надежд, лицо выдавало долгие годы жизни под каблуком сварливой жены. Руки скрючились за годы бесплодного труда ради пропитания на этом болотистом клочке земли, непогода прорезала на лице глубокие морщины.

Он оглянулся, заметив необычно нарядную племянницу, и выражение неясной муки скользнуло по его лицу.

— Сегодня ты чудесно выглядишь, детка, думаю, в честь прибытия Уильяма? — Он уселся в кресло и улыбнулся.

— Тетя Фанни позволила мне переодеться, дядя, — ответила Хэзер.

Минуту он попыхивал трубкой, не сводя с девушки глаз.

— Да, так я и думал, — вздохнул он. — Она готова на все, лишь бы угодить братцу, хотя он того не стоит. Однажды Фанни отправилась в Лондон повидаться с ним, а Уильям даже отказался ее принять. Она, конечно, не осмелится напомнить ему об этом, и он будет удовлетворен. Еще бы, к чему ему такая родственница, если он водит дружбу с богачами!

Представляя собой не вполне точную копию собственной сестры, Уильям Корт оказался одного роста с Фанни и на голову выше Хэзер. Его фигура еще не расплылась, как у сестры, но было ясно, что с годами это различие исчезнет. Лицо Уильяма было багровым и одутловатым, с тяжелой челюстью и отвислой нижней губой, на которой постоянно блестела слюна. Уильям то и дело вытирал губу кружевным платком, издавая такие звуки, словно прочищал нос. Приветствуя Хэзер, он коснулся ее руки своей тошнотворно мягкой ладонью, а когда склонился над ней в поцелуе, Хэзер с трудом подавила дрожь отвращения.

Одежда Уильяма свидетельствовала о его утонченном вкусе, чего нельзя было сказать о манерах. Светло-серый с серебристым оттенком костюм, белая рубашка и чулки только подчеркивали багровый оттенок его обветренных рук и лица. Уильям Корт не привлек внимания Хэзер. Она заметила, что Уильям облачен в облегающие до неприличия панталоны, и поняла, что их задачей было выставить напоказ мужские достоинства обладателя этих панталон.

Он прибыл в наемном ландо с разодетым кучером, который сразу же принялся распрягать двух серых в яблоках лошадей. Хэзер заметила, с каким пренебрежением кучер взглянул на бедно одетых обитателей хижины. Да и убогий сарай был явно неподходящим местом для чистокровных рысаков. Но он никак не выразил своего раздражения и продолжал заниматься лошадьми и экипажем.