Пламя Атлантиды - [49]

Ночью он провалился в чуткий недолгий сон, но пришлось проснуться практически сразу. Приглушенный женский шепот рядом всколыхнул, предупреждающей об опасности тревогой, реакция воина дала знать о себе сразу — он сжал тонкое женское запястье за миг до того, как пальчики коснулись его лица, и открыл глаза. Блики костров на поляне падали на лицо молодой оциллы с темными волосами и горящими похотливым огнем карими глазами, а от ее решимости и возбуждения, казалось, дрогнули прутья деревянной решетки.

Их было двое. Вторая искательница эротических приключений, совсем юная девчонка с выбритыми висками и искусной вязью татуировки, переходящей на скулы, достала нож, готовая защитить свою подругу, но брюнетка не обратила на нее внимания — ее губы сложились в дьявольскую улыбку при одном-единственном прикосновении мужчины, а голосовые связки испустили довольный рык хищницы во время весеннего гона.

Она не делала попытки вырвать свою руку из грубого захвата. Савичев слегка свел брови, их взгляды скрестились подобно мечам, высекающим искры — по телу лесной прелестницы пробежала волна вожделения, но ни малейшей покорности или податливости не промелькнуло в миндалевидных глазах. Только непреклонное желание получить все и немедленно, не принимая во внимание согласие или несогласие мужчины, выбранного с целью утоления плотского голода. В современном мире никто и никогда не смотрел подобным образом.

Савичев заставил себя прогнать прочь картину недавней вакханалии и улыбнулся девчонке хищной улыбкой, приглашая к игре. Ноздри прелестницы слегка дрогнули, и страсть в глазах уступила место презрительному возмущению. У нее явно не укладывался в голове тот факт, что мужчина — всего лишь средство для удовлетворения основного инстинкта, лишенный права голоса и вообще каких-либо прав, — осмеливался улыбаться ей, как равной, даже с превосходством уверенности в собственной неотразимости. Но тем не менее оцилла была настолько сильно возбуждена, что едва уловимый аромат ее вожделения передался мужчине, ударив в виски оглушающим набатом, заставив сердце колотиться в быстром темпе, а кровь отхлынуть от мозга, аукнувшись легким головокружением. Член налился силой за считанные секунды, и Дмитрий попал под ошеломительный гипноз колдовских глаз темноволосой красавицы. Ее влажные пухлые губы манили к себе, невзирая на витающие в воздухе флюиды потребительского любопытства — возможно, он настолько привык к вниманию всех без исключения женщин к своей персоне, что сейчас подобная властность и непримиримость дочери Евы разбудила в нем неведомое прежде темное начало. Она не собиралась падать к его ногам, готовая на все за одну только улыбку, нет, — она привыкла брать силой ласку и взаимность, считая ниже своего достоинства опускаться до разговоров или же уговоров, отчего единство опасности и о вожделения насытило кровь мужчины ответным желанием близости.

Забыв напрочь о том, что точно такие же страстные прелестницы не более нескольких часов тому назад сделали на поляне со спаркалийцем, Савичев протянул ладонь, очертив точеный контур лица девушки. Все без исключения, оциллы были прекрасны, как ангелы «Викториас Сикретс», хотя Дмитрий особо не разглядывал каждую из обитательниц этого племени, но уже был готов признать, что, доводись ему вручать пальму первенства ведущей красавице, просто не смог бы этого сделать.

От его прикосновения глаза девушки потемнели, она инстинктивно потерлась щекой о ладонь и тут же, словно проклиная себя за проявленную слабость, вонзила зубки в его большой палец. Прикус не был игривым, но от этой боли волна сладкой дрожи прокатилась по позвоночнику археолога, аукнувшись в эрегированном пенисе сладкой судорогой. Что, во имя всех богов и чертей древности, эта малышка умудрилась с ним сотворить одним своим взглядом и ароматом жаждущей соития самки?

Он уже плохо понимал, что готов позволить ей абсолютно все, продать душу за глубокий поцелуй и хотя бы кратковременную возможность ощутить прикосновение тонких пальчиков и влажных губ к своему члену, гладкость смуглой кожи и обжигающее дыхание вместе со стонами удовольствия. Когда раздался возмущенный окрик и девушка ловко освободила кисть из захвата, он едва не застонал в голос от разочарования.

Две едва различимые в темноте тени отделились от высоких деревьев, сверкнула сталь клинков, и этого оказалось достаточно, чтобы брюнетка потянула за руку свою спутницу, и они быстро метнулись в сторону поляны, не сказав ни слова и не обернувшись. По всей видимости, охрана периметра не стала приближаться к клетке, растаяла в ночной тьме, словно ее и не было.

С первыми лучами зари четверо изрядно уставших и растрепанных оцилл внесли в клетку Ведикуса с запрокинутой головой — мужчина находился в полубессознательном состоянии — и, излишне не церемонясь, швырнули его на охапку сухой травы. На Савичева ни одна из девчонок не обратила внимания, они взахлеб обсуждали подробности своего циничного развлечения со «спаркалийским самцом», от которого можно было только взять максимум и выбросить за ненадобностью. Дмитрий едва удержался, чтобы не высказать им все, что о них думает в презрительно-возмущенной манере, но промолчал, дождался, когда опустится решетка, закрывая камеру их заточения.